достиг пологой возвышенности, и наконец — наконец-то! — увидел вход в туннель, ведущий прочь из Великандии. Примерно в полумиле: даже за водопадом дождя можно было различить на бледно-серой скале черную тень пещеры. И к ней уже приближались несколько бегущих фигур.
Затем в долину вступил первый великанд. Чудовищный рев сотряс воздух: десятеро гигантов направились к людям. Они несли с собой сердце бури. Ибо (так же верно, как то, что великанов призвал Дух Битвы, когда смертные стали драться на их земле) ураган возвещал об их прибытии и сопровождал повсюду. И снова на землю падали птицы, сбитые или разорванные прямо в небе. Звери, скуля от ужаса, прятались в норы или метались в поисках укрытия.
Лишь хульдры не ведали страха. Визжа от восторга, они носились в вышине, подхваченные ураганом и, покуражившись на ветру, полные исступленного ликования, ныряли вниз.
Вопли бури и тяжелая поступь великандов так громко отдавались в ушах Болдха, что все звуки потеряли смысл. Рассудок почти покинул его: окружающий мир, воспоминания, жизнь, смерть — всё потеряло значение. Осталась лишь гонка: в первый и последний раз в своей жизни он летит быстрее ветра. Он бежал уже целую вечность, все исчезло, кроме ужасного бегства сквозь бешенство бури да семимильных шаги великандов за спиной.
Внезапно Болдх почувствовал, что кто-то бежит совсем рядом. Он повел взглядом... и узнал Нибулуса. Глаза пеладана смеялись!
И тут Болдх понял, что с другой стороны его догоняет кто-то еще. Это оказался Иорсенвольд, чьё широкое красное лицо тоже расплылось в глупой улыбке.
Ураган рвал одежду, дождь хлестал и сек незащищенную кожу, а троица на бешеной скорости наперегонки неслась к виднеющемуся впереди проходу. Болдха охватило вдруг безумное веселье — он запрокинул голову и расхохотался. Вот так они и будут бежать, втроем, до скончания света.
И тут Болдх споткнулся и рухнул на землю... лицом. Размечтался!
Он пролетел несколько ярдов по мокрой от дождя траве и, оглушенный, замер. Тем временем оставшаяся парочка умчалась сквозь ливень, и Болдх стал было карабкаться за ними, но тут чья-то нога впечатала бедолагу в грязь. Обладателем ноги был не кто иной, как Брекка Малорослик, который, вот так, наступив на Болдха, последним (не считая самого странника) устремился к спасительным пещерам. Мычащий от ужаса хогер растворился в дожде.
Глаза странника налились кровью, легкие горели, подняться не было сил — Болдх дошел до предела: он лежал и в приступе безумия колотил руками по грязи. Земля продолжала подбрасывать его — как горошинку, попавшую в бубен — с каждым шагом приближающегося великанда все сильнее. Оставалось всего несколько секунд, а до ворот — ещё несколько сот ярдов. Болдх смутно различил три фигуры: Паулуса, полга Кхургхана и боггарта Грини — они резво мчались к пещере с другой стороны.
В разрозненном сознании мелькнуло: «Кто же теперь присмотрит за Женг?»
И тут же: «Нет, только не этот мерзавец Тивор!»
Рыча от нахлынувшего гнева, Болдх рванулся вперед, в отчаянном броске к проходу. Удивительно, но вся Великандия будто затаила дыхание. Всё вдруг отошло на задний план: ярость урагана, громовые шаги, торжествующий визг хульдров. На миг всё замерло.
А затем рядом опустилось нечто громадное — словно из ниоткуда. Земля вздыбилась от мощного удара, Болдха сбило с ног и неслабо встряхнуло. Там, где приземлилось нечто, растений не осталось, почва ссохлась, раскололась, пошла глубокими трещинами. Болдх, шатаясь, поднялся, посмотрел на новое препятствие... и крик застрял в горле.
«Нет!» — возопил рассудок. Только не сейчас! Осталось же чуть-чуть! Преградив путь, перед Болдхом стоял монстр: премерзкий фантом, жуткое отродье Мрака, ходячий изврат, меняющее облик уродище, чей яд разъедает все вокруг.
Эфенк.
Со времени их последней встречи в лесу Фрон-Вуду он вырос до громадных размеров, стал слишком тяжелым, чтобы держаться прямо — и, казалось, вот-вот рухнет под собственным весом. Ростом с пятерых человек, он возвышался гигантской перекрученной башней из плоти, на которой, подобно ветвям, торчали обломки костей. Новые отростки болтались по бокам. Струи дождя испарялись, попадая на безобразную, пышущую жаром тушу, окутывая эфенка паром. Старые раны не затянулись: след от Анферта на брюхе, рана от бастарда на спине, рассеченная топором морда — плачевное зрелище. Вдобавок тяжелая, туполобая голова грузно перекатывалась из стороны в сторону под весом раздувшегося глаза: вокруг стрелы Тивора наросла огромная опухоль — казалось, оттуда вот-вот выползет новый, ещё более гнусный монстр.
Но хуже всего выглядел масляный ожог, нанесенный Болдхом. И впрямь, морда и шея чудовища не изменились, а скорее как бы «переместились» в другую форму — а возможно даже, и в другую реальность — и теперь черты эфенка скользили и плыли на глазах, словно их кто-то смазал. Наверняка в первую очередь монстр захочет поквитаться с виновником унизительного превращения, Болдхом.
С криком ярости и разочарования Болдх развернулся и устремился прочь от преградившего путь чудища — обратно навстречу великандам. Жуткий вой разнесся вокруг: эфенк ринулся вслед за странником. Как и прежде, зверь преследовал обидчика, ведомый желанием отомстить, слепо следуя своей природе — не замечая направляющихся к ним великандов.
Чей-то крик — Болдх не понял чей — донесся из безопасного укрытия туннеля: «НЕТ!» Им оставалось лишь кричать. Болдх вдруг ясно осознал: дальше на север, к товарищам, он не пойдет: ни ради миссии, ни ради собственного спасения. Он, Болдх, всегда выживал, сам решая, куда идти — сам, не раздумывая, выбирал дорогу. И сейчас ему стоит поторопиться с выбором.
Люди, теснящиеся у входа в туннель, смотрели, как исчезает в дожде серая человеческая фигурка; уходит, то и дело поскальзываясь в хлюпкой грязи; быстро удаляется, преследуемая эфенком. А затем непроницаемая завеса ливня скрыла Болдха из виду.
Огромная чёрная тень — громаднее, чем самый высокий бастион Винтус-Холла — выросла из дождя, сгустившись из сумрака. Первый великанд направлялся к ним. Болдх более не нуждался в подсказках. С проворством, достойным самого ловкого фокусника, наш странник по-заячьи прыгнул в сторону и бросился назад. Эфенк же, слишком неуклюжий и грузный, чтобы свернуть или хотя бы попридержать свой бешеный напор, выскочил прямо под ноги великану.
Ступня опустилась.
Словно на корзину с тухлыми устрицами упала скала; толчок был такой силы, что Болдха вновь швырнуло на землю.
Кровь и гной брызнули во все стороны, будто прорвался огромный зловонный нарыв; тут же грянул, смерчем взвился в небо, яростный рёв боли — это крупные осколки костей эфенка, разливая потоки отравы по жилам гиганта, впились в его стопу.
Эфенку пришел конец, от него осталась лишь внушительных размеров зловонная ядовитая лужа.
И Болдху тоже конец. Он устал. На этот раз ему уже не подняться. Через миг нога великана снова опустится и погребет его под собой. А вход в туннель теперь далек как никогда, словно на другом краю света. Туда ему не добраться.
И тут, в этот кошмар ворвался живой вихрь движений и звуков, и чьи-то руки грубо подхватили Болдха и швырнули на конскую спину.
Голос, не Катти, а Лесовика — гаркнул в ухо:
— Ты, правда, думал, что я брошу тебя умирать? Когда на лошади оставалось место?..
— ЗАТКНИСЬ И СКАЧИ! — выкрикнул Болдх, и Женг арбалетной стрелой понеслась ко входу к пещеру.
Гигантская нога впечаталась в землю меньше, чем в пятидесяти ярдах позади. Удар был такой силы, что Женг подбросило в воздух и всадников выбило из седла: Лесовик лишь одной рукой успел вцепиться в гриву, а Болдх — двумя руками в волосы Лесовика. Троица снова приземлилась в фонтане грязевых брызг, и когда оба всадника вновь обрушились на хребет Женг, колени кобылы подломились. Секунда-другая — и следующий шаг исполина погребет их под собой, и от всех троих останется лишь мокрое пятнышко на подошве великана.
Но Женг выросла на Молельных равнинах: сбить её с ног было не так-то просто. Раскачиваясь, она проскользила несколько ярдов, чудесным образом выправилась и через миг уже снова скакала во весь
