вместе...
Несколько силуэтов — сколько их было, сказать невозможно. Они появились, словно тени, и то представали в виде людей, то сливались с мегалитами — как бы перетекая друг в друга, прячась в переменчивой игре лунного света. В серых накидках цвета пепла, что уже давно не знал жара пламени. Одежды искусно скрывали их очертания, и даже стоящий напротив незнакомец с красными глазами не мог различить, что спрятано под капюшонами.
Они стояли неподвижно, лишь их свободные одежды бесновались в яростных порывах ветра, подобно крыльям летучих мышей. Казалось, сама ночь пустилась в неистовый пляс: ураганный ветер гнул высокую траву к земле и взметал смерчи из опавших листьев, бешено гоня их во тьму. Грозовые тучи стремительно неслись по небу.
Эппа в тревоге оглянулся вокруг и плотнее запахнул шерстяной плащ в тщетной попытке согреть костлявое тело.
Облачённые в серое фигуры были по-прежнему молчаливы и неподвижны.
Наконец стоящий посередине заговорил. Глухой, не выражающий никаких эмоций голос был схож с голосом судьи, зачитывающим приговор.
— Ты пытаешься перехитрить нас. Когда Финвольд заявил о своих намерениях отправиться на поиски, мы позволили тебе сказать Эппе, что он тоже должен идти. И не стали возражать, чтобы он захватил с собой Болдха. Даже когда ты просил нас намекнуть Эппе на грядущее предательство, мы согласились. Но мы не можем и дальше продолжать такую игру. Ведь ты не остановишься, пока мы не раскроем все секреты твоего врага. Разве мы уже не достаточно уступали?
— Недостаточно! Все ваши намеки, как иголки в сосновом бору — ни один смертный не сможет их понять. — Глаза говорившего разгорались все ярче.
— Это гораздо больше, чем мы предложили твоему врагу. Ему не досталось ровным счетом ничего, никаких намеков, даже тени от той иголки из соснового бора.
— Лишь потому, что ему не нужно знать больше! Удача с самого начала была на его стороне, он почти выиграл игру еще до ее начала. Я считал, ты с братьями следишь, чтобы игра была честной.
Голос говорящего зазвенел негодованием. Он глубже воткнул свой посох в землю, приведя в движение вереницу сверкающих шаров.
Однако облаченные в плащи фигуры оставались неподвижными и безразличными.
— Ты же не считаешь нас наивными, верно? — ответил главный из них. — Мы все знаем, что игра началась не сейчас. Она пришла в движение пятьсот лет назад, когда Скейсур прервал жизнь своего повелителя. И даже раньше, задолго до создания Утробы Вагенфьорда. Битва между тобой и твоим врагом длится с сотворения мира. Выигравший одно сражение тем самым дает преимущество противнику перед следующим. И так будет всегда.
Хотя голос говорившего по-прежнему не выражал никаких эмоций, казалось, на этот раз он звучал несколько снисходительно. Наверное, крошечный намек на иронию выдавал давнее знакомство, словно говоривший уже привык к уловкам своего собеседника. А спор шёл явно не в первый раз.
— Мы с тобой старые бойцы, Время, — вновь заговорил красноглазый. — Я стараюсь построить, но появляешься ты и всё разрушаешь. Вот вы здесь стоите подобно статуям и воображаете, будто ваша несгибаемость способна сохранить этот мир по вашему вкусу. Да, мы старые бойцы, и я знаю, чья сторона вам сейчас предпочтительней. Но давайте на миг забудем о политике и всех играх, просто взгляните на человека перед собой...
Немощное тело Эппы, дрожащего от холода, согнулось под бременем лет. Этот одинокий и неистово молящийся старик вызывал жалость. Его сморщенное, как картофелина, лицо выражало тревогу.
— Жалость вам чужда? — Взор пылающих глаз пытался проникнуть сквозь плотную серую ткань капюшона Времени, стараясь уловить хотя бы отблеск эмоций. Но как всегда тщетно: одеяние было непроницаемо.
— Такая малая просьба, — продолжил он. — Старик не просит тайной силы или огромной армии. Лишь немного знания... можете называть это знамением.
— Всего лишь знамение, — рассмеялось Время. — Знамения — это игры, наживки. Иллюзии, посланные, чтобы заманивать простачков в ловушку. Знамения можно неверно истолковать, и тогда последствия будут ужасными. Ты готов рискнуть жизнью своего старого слуги?
— Если честно, то да, — ответил красноглазый, пожав плечами.
— Тогда в ком из нас нет жалости?
— Не смей так говорить со мной! Помни, что ты тоже слуга, хотя я иногда и прошу тебя о чем-то.
— Что ж, любые чувства, как и жалось, нам с братьями несвойственны. — На сей раз ответ неподвижной серой фигуры прозвучал почтительнее. — Кроме того, это ты с противником ведешь игру, а не мы. Мы лишь следим за тем, чтобы все правила соблюдались, и не принимаем ничьей стороны. Правила установлены, фигуры давно на доске — игра в твоих руках. Больше мы не вмешиваемся.
Аудиенция была закончена.
Эппа и не подозревал о присутствии незнакомцев, хотя они стояли всего в нескольких ярдах от него, но развившееся за годы служения предвидение подсказало ему, что этой ночью он не получит ответа. Поникнув, старый жрец поднялся с колен, отряхнул прицепившийся к накидке лишайник и побрел прочь, сильно встревоженный, однако смирившийся со своей судьбой: грядущая судьба всего мира оказалась в руках переменчивого Случая. Возможно, со временем они с Болдхом найдут ответы на вопросы.
Безмолвные фигуры наблюдали за уходящим стариком. Порывистый ветер все так же трепал края плащей Времени и его братьев.
— А ведь он оставил исход будущих событий на тебя, Время... тебя и того, кто стоит рядом. — Красноглазый усмехнулся. — Время и Случай — вот уж поистине пара, на которую стоит возлагать надежды, верно?
Вторая фигура оставалась безмолвной. Но последняя, стоящая по другую сторону от Случая, с испещренной письменами каменной табличкой, которая висела на груди на толстых цепях, издала приглушенный звук. «Смех?» — подумал Красноглазый.
— Конечно, кому, как не тебе, Судьба, знать о грядущем исходе?
Только когда Эппа растворился в темноте леса, простирающегося внизу, Время заговорило:
— Они направятся на Дальний Север, обитель Судьбы, это правда. И все же жрец возлагает свои надежды и свою веру не на нас, а на тебя. Или на твоего Болдха — ни во что не верящего и совершенно ненадежного бродягу. Хотя мне и не понятно, почему.
— Он не «мой Болдх», — резко возразил Красноглазый. — Он не верит в меня. По крайней мере, пока.
— Точно, — заметило Время.
— Как и не верит в вас, — огрызнулся незнакомец в шкуре яка.
— И этот смертный столь непредсказуем, — продолжало иронизировать Время, — что ты планируешь разрушить планы своего врага, ввергнув того жреца во тьму, подвергнув лишениям — и, может быть, даже вынудить странника отдать жизнь за то, во что он не верит? Не слишком ли оптимистично?
— Это все, что вы мне позволили, когда взяли на себя труд указать игроков.
— Верно, — продолжило Время после небольшой паузы, — тем не менее не мы выбрали Болдха, а именно ты. Хотя мог выбрать любого: старика, жреца, даже прославленного воина... Что в этом скитальце из всех остальных привлекло тебя, чем он заслужил твой выбор?
Красноглазый улыбнулся: безрадостно, но лукаво, явно зная то, чего открывать не собирался. Улыбка вышла неуверенная, ведь судьба мира на самом деле зависела от «ни во что не верящего и совершенно ненадежного бродяги», а значит, шансы их невысоки.
— Я знаю его прошлое, понимаю характер. Он — единственный в своём роде. Он может не подчиняться моей воле во время похода, но я верю: его можно направлять и лепить, и к концу пути он точно узнает, что делать. Вот почему вместе с ним я посылаю своего преданного слугу. Только время покажет, как все обернется в будущем.
— На это не рассчитывай, — пробормотало Время.
Никто не знал об их присутствии, никто не хотел знать. Для добропорядочных жителей Нордвоза ночь была обителью страхов, и люди не отваживались идти в горы во тьме. Их пугали слухи. Сон оставался
