— Дитя мое, все это уже быльем поросло, — сказала Эйлин О'Хаган.
— Но тогда тебе было не все равно, тебя волновало, что Десмонд нам не ровня.
— Что значит «нам»? Не мы выходили за него, это ты за него выходила, ты его выбрала, никто не говорил, что он нам не ровня.
— Не говорил во всеуслышание.
— Не говорил вообще. Уверяю тебя, мы с твоим отцом, конечно, считали, что ты еще слишком молода, ты бросила университет, не получив степени, мы боялись, что ты останешься без профессии. Поэтому мы, может быть, и правда хотели, чтобы вы повременили. Но только лишь поэтому.
Дейрдра глубоко вздохнула.
— Ты знала, что мы не можем ждать.
— Я знала, что ты не хочешь ждать, вот и все, что я знала. Ты была очень решительно настроена. Я не хотела вставать у тебя на пути.
— Ты знала почему.
— Я знала, что ты его любишь или думаешь, что любишь. Судя по тому, что вы до сих пор вместе и ты не побоялась мороки и решилась на все это празднование осенью, ты, видно, была тогда права. Ты и вправду любила его, и он тебя любил.
У матери все получалось слишком просто. Раз вы прожили вместе двадцать пять лет и готовы признать этот факт публично, значит, вы любите друг друга. Дейрдра погрузилась в раздумье.
— Что, разве я не права?
Эйлин О'Хаган ждала определенного ответа — да или нет.
— Более или менее, но не благодаря вам, — задумчиво проговорила Дейрдра.
— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, Дейрдра. Я всегда считала, что из моих детей ты самая счастливая. Ты поступила так, как хотела, и получила то, что хотела. Никто тебя не неволил, ни к чему не принуждал, ты училась в университете, могла бы работать, но никогда не работала. Мы с Софи всегда говорили, что тебе все досталось на блюдечке, а теперь вот, кажется, ты обижена и чем-то недовольна.
Она была озабочена, но отнюдь не расстроена, она просто хотела знать. Умело заправив салат соусом, мать ждала объяснения.
— Если ты считала, что я слишком молода, то почему позволила мне выйти за Десмонда?
— Я просто думала, что лучше выбрать меньшее из зол. Я всегда так считаю. Твой отец думал, что ты беременна, но я-то знала, что это не так.
— Откуда ты знала? — прошептала Дейрдра.
— Даже в далеком 1960-м никто бы не стал выходить замуж только по этой причине без особого на то желания. И я оказалась права, Анна родилась лишь много месяцев спустя. Бедняжка Софи, наверное, была страшно разочарована: я подозреваю, что она думала так же, как твой отец.
— Да.
— Так в чем проблема, Дейрдра? Что я сделала не так? Мы дали свое согласие. Это плохо? Нет. Мы приехали на свадьбу, как ты хотела. Ты сказала, что не хочешь никому пускать пыль в глаза, пусть все будет тихо и скромно и пусть свадьба будет в Англии. Мы согласились. Взяли из школы Барбару и Джерарда… Дом наш всегда открыт для вас с Десмондом, но вы никогда не приезжаете. Один раз ты приехала, но была как на иголках, мы не знали, как к тебе подойти, тебе и сказать ничего было нельзя. Несколько раз мы приезжали к вам в гости, и скоро опять приедем — на вашу серебряную свадьбу. Скажем прямо, такое случается нечасто. И почему-то, несмотря на все это, я — исчадие ада и, подразумевается, твой покойный отец тоже, да и сестра с братом.
Эйлин О'Хаган кусочком хлеба собрала остатки соуса и посмотрела на дочь в ожидании объяснений. Дейрдра молчала.
Подошел официант, убрал тарелки и стал убеждать их полакомиться яблочным пирогом и взбитыми сливками. Эйлин с оживлением принялась обсуждать с ним эту тему, и Дейрдра получила возможность собраться с мыслями.
— Я заказала и то, и другое. Не хочу тебе ничего навязывать, но я подумала, что это оптимальный вариант.
— Очень хорошо, мама.
— Так о чем мы говорили? Ах да, вспомнила. Значит, мы с отцом должны были ненавидеть Десмонда, так что ли?
— Не совсем так.
— Нет, совсем не так. Мы оба считали его очень милым. Правда, он, бедняжка, совершенно у тебя под каблуком, но этого и следовало ожидать, ты у нас любишь покомандовать, это у тебя от меня. — Эйлин О'Хаган с удовольствием помянула это бесценное качество.
— Что вы говорили о нем друг другу? — тихо спросила Дейрдра.
— Мы с отцом? Почти ничего. Материально он тебя обеспечивал, об этом мы в первую очередь тогда волновались, приятно было, что в этом отношении нет проблем. Еще мы, наверное, огорчались, что ты не сделала карьеру.
— У меня было трое детей, один за другим, — оправдывалась Дейрдра.
— Да, но потом. И, вообще говоря, нам казалось, что Десмонд зря связался с этими итальянцами, с Палацци…
— Палаццо, мама.
— Вот-вот. И это, пожалуй, единственное, что нам в нем не очень нравилось. Так что ты зря на меня набрасываешься.
Эйлин О'Хаган добродушно рассмеялась.
Дейрдра глядела на мать так, будто видела ее впервые.
— А миссис Бэрри, она не спрашивала о нас?
— Нет, родная моя. По правде говоря, никто вами особенно не интересовался. Сама знаешь, как у нас в Дублине — стоит исчезнуть из поля зрения, и о тебе тут же забывают. С глаз долой, из сердца вон.
— Но не для тебя ведь. Не могла же ты забыть обо мне, своей старшей дочери! — У Дсйрдры задрожали губы.
— Конечно же, я тебя никогда не забывала, глупенькая, но это не значит, что я помню вес мелочи, которые, как ты думаешь, не сходили у нас с языка: что Десмонда повысили, что Палацци сказали о нем то- то, что Анна была на приеме с принцессой Дианой…
— С супругой принца Майкла Кентского.
— Ну, ты понимаешь, о чем я, Дейрдра, это не спорт, никто не подсчитывает количество набранных тобой очков — столько-то за это, минус столько-то за то.
Наступило молчание, долгое молчание.
— Я тебя не распекаю, надеюсь, ты понимаешь?
— Да, мама.
— И даже если бы нам с Кевином не нравился Десмонд, а он нам нравился… во всяком случае, если судить по тому, что мы могли о нем узнать… Но предположим, нам бы он не нравился… Зачем бы нам было распространяться об этом, кричать на всех углах? Жить-то вам.
— Понятно.
— Когда я вышла за Кевина, мои родители были вне себя от радости, они просто захлебывались от восторга, а мне было очень не по себе.
— Тебе бы радоваться.
— Нет, у меня возникали нехорошие подозрения. Я думала, что они хотят от меня избавиться, сбыть поскорей с рук, и еще мне казалось, что для них деньги означают счастье. Но от твоего отца я не получила ни того, ни другого.
— Я тебе не верю! — Дейрдра глядела на мать, широко раскрыв глаза.
— Разве я не могу сейчас быть с тобой откровенной? Мы ведь люди уже не первой молодости, говорим о жизни и любви. Твой отец был тем, кого сейчас называют сторонниками дискриминации женщин, тогда это называлось просто женоненавистник. Каждый день он торчал до поздней ночи у себя в клубах, ты наверняка это помнишь по своему детству. Уверена, Десмонд проводил вечера дома, со своими детьми.
