и его брат Шерекариве. Тот самый, который вместе с другим братом рассказал Фузиве про то, как Рохариве убил ядом ароари его самого младшего брата. Одна из женщин сказала Шерекариве: «Зачем ты пришел, теперь убьют и тебя. Ночью беги из шапуно». Но Шерекариве ее не послушался. Рохариве, тушауа саматари, никто не предупредил.
Ночью саматари пожарили свиней, разрезали их и поделили между хозяевами. Утром Шамаве подошел к Фузиве и спросил: «Брат, саматари подарили тебе тушу свиньи?» «Да,— ответил Фузиве.— Но я не хочу есть мясо животного, убитого моим врагом. У меня потом разболится живот». Саматари стояли рядом и все слышали, но они не убежали. Быть может, они боялись, что намоетери бросятся в погоню и попадут им стрелами в спину. Тем временем гнаминаветери и патанаветери, которые ничего не знали о задуманном нападении, встали и ушли из шапуно в лес.
Обычно утром гости обходят хозяев и просят у них табак, стрелы и другие подарки. Уже было часов семь утра, а саматари все не показывались. Арамамисетериньума, жена Фузиве, сказала: «Саматари молчат, может, они решили потихоньку скрыться?» Но часов в восемь к Фузиве подошел тушауа Рохариве и попросил в подарок табаку. Фузиве, не слезая; с гамака, сделал мне знак рукой. Я встала, вынула из сумки немного табаку, высыпала его на банановый лист и дала Фузиве. Тот протянул лист с табаком своему врагу. Рохариве спросил у него: «Шари (брат), ты что, болен?» «Немного приболел»,— ответил Фузиве. «Твои хекура грустят, поэтому тебе так плохо». И он стал дуть на Фузиве. «Вставай, шари». «Нет, не могу»,— ответил Фузиве. Мне было до смерти жалко Рохариве, и я стояла, опустив голову. К Фузиве подошел другой саматари и попросил стрел. Младший брат Фузиве сказал: «Свою стрелу я не дам. Ею я убью вас, а другими отомщу вашим родичам, если кого-нибудь из наших убьют». Саматари и его друзья переглянулись. Они, видно, решили, что брат Фузиве пошутил, и громко засмеялись. Потом Рохариве сказал своим: «Идите на другой конец шапуно, там нам обещали дать мачете». Он тоже пошел. Был он высокий, красивый. Рядом с ним шел его сын, а позади бежали собаки.
Позже мне рассказали, что Рохариве перед тем, как отправиться в путь, сказал своему сыну: «Сын, и ты пойдешь со мной к намоетери. Я знаю, что не вернусь. Они хотят меня убить, но пусть уж тогда убьют и тебя. Тебе тяжко придется одному без отца».
Ума не приложу, откуда он знал заранее, что его ждет. Ведь его никто не предупреждал. Может, все это ему приснилось. А еще он сказал старику отцу, тому бородатому седому старику, которого я знала: «Отец, намоетери позвали меня в гости. Они просят у меня трех собак. Я им приведу собак, но сам, наверное, уже не вернусь. Но я пойду, чтобы никто не подумал, что мне страшно. Я думаю, что меня убьют. Я убил много людей, женщины и старухи ненавидят меня. Пусть уж лучше меня убьют намоетери. Когда ты услышишь гром, знай — это убили твоего сына и он подал тебе знак». Потом он повернулся к сыну и сказал: «Что с тобой станет, когда меня убьют? Нет, уж лучше нам умереть вместе».
Ночью многие намоетери раскрасили тело черным уруку и спрятались позади шапуно. Я их заметила и сказала арамамисетериньуме, другой жене Фузиве: «Сегодня этих саматари убьют, мне их так жалко». «Как? Тебе жалко саматари?! — воскликнула женщина.— Они ранили тебя, хотели убить, из-за них тебе пришлось много дней прятаться в лесу». «Но ведь я не умерла»,— сказала я. «Верно, она не умерла»,— подтвердила дочь Фузиве.
Тушауа Фузиве раскрасил черным уруку лоб и грудь. На другой стороне площадки саматари ждали обещанные мачете. Фузиве подошел к ним и сказал: «Вот вам мачете,— и бросил гостям связку мачете.— А теперь давайте собак». Он взял одну собаку, другую... Тут младший брат Фузиве ударил Рохариве топором по голове. Рядом зять Фузиве ударил по голове другим топором Шерекариве, брата Рохариве, того самого, который предупредил тогда намоетери. Я что-то варила на огне, как вдруг услышала крик: «Ой! Они его убили».
Рохариве и его брат рухнули на землю. Остальные саматари схватились за луки, но намоетери опередили их. Один из молодых саматари, раскинув руки, бросился к выходу, и тут в спину ему вонзилась стрела. Другого стрела поразила прямо в грудь. Рядом со мной в дерево воткнулась стрела, выпущенная кем-то с другого края площадки. Я вскрикнула со страху, схватила ребенка, выскочила из шапуно и спряталась за стволом пупунье. Никто из раненых даже не вскрикнул: слышны были лишь свист стрел да топот ног. Жена Рохариве закричала: «Вы его позвали в гости, чтобы убить! Он пришел издалека, чтобы вас повидать! Одолел крутые скалы, а вы его убили!» Сестра Рохариве тоже что-то кричала. Двое мальчишек, которые пришли вместе со взрослыми, тоже бросились к выходу, младшему, верно, и десяти не было. Почти все саматари были ранены и все пытались спастись бегством. Фузиве вместе со своими воинами бросился за ними в погоню.
Я медленно вернулась и легла в гамак. Рохариве еще был жив, в теле у него тЬрчало много стрел, он то подымался, то падал. Шерехариве тоже еще не умер. Жена Фузиве смотрела на него и плакала. Я крикнула воинам: «Прикончите его, не мучайте беднягу». Шерекариве узнал меня. «Что с нами делают?» — спросил он. «Что делают? — повторила я.— Хотят вас убить. И виноват во всем ты. Зачем ты натравил их на своего брата? Теперь и его и тебя убьют». Шерекариве поднялся, хотел, видно, спастись бегством, но тут в живот ему вонзилась еще одна стрела. Он упал.
Мне было так жалко Рохариве и других саматари, что я не могла больше выдержать — убежала в шапуно. Тем временем Фузиве, который преследовал других саматари, увидел под деревом эмбауба раненого сына Рохариве. Юноша сказал ему: «Не стреляй в меня, я и так умру от ран». Но Фузиве выпустил в него еще одну стрелу и убил его. На следующий день над эмбауба уже кружили коршуны.
К полудню Фузиве вернулся и сказал: «Пусть дети не подходят ко мне — я убил двух саматари. Теперь все будут против меня». Он вошел в шапуно и лег в гамак. Его дядя, тушауа патанаветери, подошел и стал кричать: «Ты убил саматари! Твои братья топорами убили их тушауа и его брата, но твоя вина не меньше. Я ухожу вместе со своими, не хочу из-за тебя умирать от стрелы саматари». Он долго кричал на Фузиве, а тот молчал. «Ты останешься один во всем шапуно. Вот тогда увидим, какой ты великий храбрец. Я знаю, ты не трус, но и саматари не трусы. Сейчас они убегают, но скоро вернутся, чтобы отомстить. Их будет очень много. Тогда посмотрим, как ты с ними справишься». Наконец Фузиве сказал: «Но Рохариве убил моего брата и сам этим хвастался. Поэтому я и разгневался и убил его. Это мои воины уговорили меня убить его. У меня тоже есть стрелы. Если придут саматари, я смогу защитить себя. Не думай, что я надеюсь на стрелы твои и твоих сыновей. Я мужчина, мои братья тоже не женщины, и у них есть стрелы». Тут отец Фузиве, седой израненный старик, сказал: «Сын, молчи, он справедливо ругает тебя. Ты убил саматари, а они ваитери. Нас мало, а у саматари много друзей. Они объединятся, придут все вместе и убьют нас. Молчи и не отвечай, потому что ты не прав». Фузиве замолчал и снова лег в гамак. Он был очень грустный. Уже смеркалось, когда тушауа патанаветери сказал: «Кто убил хоть одного саматари, пусть возьмет лиану и оттащит тело убитого на поле и там сожжет». Те, кто убили тушауа Рохариве, поволокли его к полю. Слышно было, как стрелы царапают землю: «тр, трр...» Фузиве сидел в гамаке и молча смотрел: красные линии на окровавленном теле убитого не стерлись, в ушах по-прежнему торчали гладкие палочки, с головы не упало ни одного пера.
К Фузиве подошла сестра убитого Рохариве и плача сказала: «Я старая и уже не гожусь в жены. Я останусь здесь три дня, обмою тело брата, сожгу его, потом уйду. Отпустите меня». Она говорила, а слезы градом катились у нее по щекам. «Оставайся, уходи, делай как знаешь»,—ответил Фузиве. Жена Рохариве вместе с дочкой попыталась убежать. Но ее догнал один из мужчин, схватил за руку и привел назад в шапуно. Она была еще молодой женщиной.
Старая сестра Рохариве пошла вместе с нами на игарапе, чтобы обмыть окровавленные гамаки. Возле игарапе прятался ее сын, племянник Рохариве. Он был ранен в грудь. На рану он положил камень, потому что иначе не мог дышать. Он увидел мать и позвал ее: «Мама, сколько дней ты пробудешь здесь?» «Сегодня, сынок, я сожгу твоего дядю, а завтра или послезавтра уйду».— «Я буду тебя ждать у тропы к нашему шапуно, мама». Мы все слышали. Женщина стала просить нас: «Не говорите, что мой сын прячется здесь». Мы кивнули. Юноша встал и медленно направился в лес, прижимая обеими руками камень к груди. Звали его Иоинакепчела. Он был низкорослый, но очень сильный.
На другой день многие намоетери пришли к Фузиве и стали ругать его за то, что он убил Рохариве, тушауа саматари. Они сказали: «Мы в шапуно не останемся, уйдем. Лучше уж умереть от болезни, от укуса змеи, чем от стрелы саматари. Они храбрейшие из всех яноама». Самая старая из жен Фузиве защищала его: «Трусы, заранее дрожите от страха. Он не хотел убивать. Во всем виноваты сами саматари и их тушауа». В тот день в шапуно не умолкал шум и крики.
