сказал: «Вы, женщины, идите дальше, нам лучше остаться здесь. Пунабуетери непременно нападут на нас с луками и стрелами». И верно, вскоре появились вооруженные пунабуетери. Потом куритатери мне рассказали, что Акаве схватил лук, вставил стрелу, выскочил на тропинку и крикнул: «Кто ищет смерти, пусть подходит. Кто хочет жить, пусть возвращается к себе в шапуно». Пунабуетери постояли немного и потом повернули назад. Больше они нас не преследовали. Когда все вернулись в шапуно, многие из мужчин подходили ко мне и говорили: «По твоей вине мне сломали руку», «Это из-за тебя мне разбили голову». Я отвечала; «Так вы же привыкли сражаться». Спустя несколько дней к нам пришло несколько, пунабуетери. Они сказали: «Нам нужно помириться. Ихитери говорят: «Мы давно уже ранили одного пунабуетери, а до сих пор ни одна стрела не влетела в наше шапуно». Куритатери, помогите нам одолеть ихитери. Ведь они и ваши враги». Акаве сказал другим мужчинам: «Вы идите, а я потом сам, один нападу на ихитери».
Почти все мужчины куритатери отправились в поход на ихитери. В шапуно остались лишь тушауа и несколько стариков и юношей. Вечером Акаве позвал моего сына и сказал ему: «Из-за тебя мне пробили голову. Ты должен мне помочь. Сходи к жене старого тушауа и скажи ей: «Акаве хочет взять в жены твою дочь». Я буду ждать ее у очага». Вначале сын не хотел идти, потом согласился. Мать девушки велела передать Акаве: «Я не отдам дочь человеку, у которого и так много жен. Я отдам ее за холостого мужчину из другого рода». Мой сын все так Акаве и передал. Акаве страшно разгневался: «Все, все до одного против меня. Давай сегодня же убежим к напе». «Хорошо,— сказала я,— но я хочу забрать и второго сына». «Забирай,— ответил Акаве,— только я к витукайатери не пойду». «Я сама заберу Кариону из их шапуно». «И у тебя хватит на это храбрости?» — спросил Акаве. «Да, я умею незаметно проникать в шапуно. А ты пока что собери все и жди». «Нет, женщина не сможет пробраться в шапуно,— подумав, сказал Акаве.— Там колючки в три ряда, а потом высокая ограда».
Я тут же отправилась в путь. Шла, не останавливаясь, всю ночь, миновала расчистку, углубилась в лес, снова пересекла расчистку и наконец добралась до игарапе. Я вся взмокла и решила искупаться. Немного передохнув, двинулась дальше. Когда я подошла к шапуно, неподалеку залаяла собака. Я трижды прочитала Патер Ностер и Аве Мария и стала бесшумно подкрадываться к изгороди. И тут я наткнулась на первый ряд колючек. Я отыскала большую палку и потихоньку проделала ею проход. Прошла еще несколько шагов, и снова путь мне преградили колючки. Но теперь я уже знала, что мне делать. И третий ряд колючек я одолела, пустив в ход палку. Наконец я подобралась к самой изгороди. Я подумала: «Подниму всего два шеста, я маленькая — пролезу». Шесты были высокие, но легкие. Я их осторожно подняла, раздвинула немного, легла ничком и проползла внутрь шапуно. Ночь была темная. У костра сидело несколько мужчин — варили обезьяну. Один из мужчин спросил у другого: «Ну как суп — вкусный?» «Немного горек из-за мяса. Женщины плохо его помыли». В противоположной части шапуно все спали. Я попыталась разглядеть, где спит мой сын. Вдруг, когда я проходила мимо, поднялась большая собака и глухо зарычала. Я тут же сунула ей под язык лист пишиаанси и крепко сжала зубы. Индейцы говорят, что так можно успокоить злую собаку. Собака и в самом деле снова улеглась на землю и задремала. Наконец я отыскала сына. Его гамак висел прямо под гамаком сына тушауа, а сам тушауа спал рядом. Я подула сыну в лицо. Он сразу проснулся. «Вставай, только тихонько». Он показал рукой на маленький лук и стрелы, которые были воткнуты в крышу прямо над головой старого тушауа. Я осторожно вынула их, отвязала гамак сына. Никто не проснулся, и мы незаметно выскользнули из шапуно. Я снова проложила палкой проход через колючки и сказала сыну: «А теперь бежим». Мальчику уже было лет десять. Он бежал рядом, не отставая.
Вернулись мы уже утром. Акаве ждал нас, но старшего сына в шапуно не было. Я ничего ему не сказала, и он ушел на охоту. Ждать его больше мы уже не могли. Сестра Акаве сказала мне: «Он еще с двумя юношами ушел на охоту». «Когда вернется, скажи ему, что я ушла к большой реке». «Значит, ты и в самом деле решила бежать?» — спросила эта добрая женщина. Потом сказала: «Иди, может, там тебе будет лучше». Она смотрела на меня и плакала. Я собрала уруку, мои куйи и корзины и отдала их сестре Акаве. С собой я взяла лишь маленькую корзину, которую она мне подарила.
Мы незаметно выскользнули из шапуно, но шли мы не по тропинке, а лесом. Я несла на руках двух младших сыновей, Кариона шел рядом. Он то и дело натыкался на колючки и жалобно вскрикивал. Акаве нес горящие головешки. Потом он взял своего старшего и посадил себе на плечи. Мы проходили мимо табачной плантации. Акаве сказал: «Хочу нарвать листьев». «Не надо,— ответила я.— Там, куда мы с тобой идем, табаку тьма-тьмущая. Кто убегает, не должен останавливаться». Полил дождь. Мы добрались до большой реки. Кариона сказал: «Мама, я приходил сюда с другими мальчишками ловить рыбу. Где-то тут должна быть лодка. Ниже по течению реки живут иньеветери». Акаве сказал: «Пойдем поищем эту лодку». Скоро они вернулись, лодки они так и не нашли.
Внезапно затрещали сучья. Я обернулась. Ко мне бежал старший сын Марамаве: «Мама, витукайатери гонятся за нами. Я слышал их крик». Едва они обнаружили, что я увела сына, сразу же примчались к куритатери и потом вместе бросились за нами в погоню. Сын заплакал: «Они хотели меня убить. Почему вы убежали, не дождавшись меня? Старый тушауа куритатери сказал мне: «Беги, беги скорее к своей матери. Тогда хоть умрешь не один, а вместе с братьями и с отчимом. Не хочу, чтобы тебя убили в шапуно. Пусть тебя убьют и сожгут вдали отсюда. Тогда зловонный дым не долетит до нас!»
Услышав про лодку, старший сын сказал: «Я знаю, где она». Он побежал вдоль берега, потом нырнул в воду. Лодка лежала на дне вместе с четырьмя веслами, прикрытая ветками, и была привязана лианами к коряге. Сын отвязал лодку и поднял. Вылил из лодки воду, и мы все попрыгали в нее. Акаве не умел грести и остался сидеть с детьми на носу. Я села на корму и взялась за весло. Два старших сына жили в шапуно у большой реки и тоже умели грести. Мы быстро плыли вниз по течению. Вскоре лодка заскользила у берега по чистой воде, и наконец мы увидели впереди широченную реку с почти прозрачной водой. Это была река Ориноко. Потом мы добрались до земли иньеветери. Мы выбрались на берег, но в тапири никого не было. Мы пошли дальше и набрели на расчистку. Рядом стояло несколько тапири, в которых оставались лишь женщины и один старик. Он показал нам, где можно повесить гамаки, и спросил, от кого и куда мы убегаем. Акаве тут же придумал историю, будто он поссорился со своими родичами из-за женщин. А про бегство ни слово. Я тихо сказала: «Если хочешь оставаться, оставайся. Можешь взять своих двух сыновей. Моих я тебе не отдам». Одна из женщин сказала нам: «Все мужчины ушли на реахо. Тут проплывал белый с женой. Он показал на пальцах — через сколько дней вернется». «Когда это было?» — спросила я. Женщина загнула шесть пальцев. «Наверное, он вернется завтра»,— сказала она. «Как его зовут?» — «Эдуардо». Наступила ночь. Я подошла к знакомой женщине и сказала ей: «Открою тебе секрет, но только никому об этом не говори. Мы бежим к белым». «Я тебе помогу»,— сказала женщина.
Утром старик сказал моим старшим сыновьям: «Тут неподалеку растут пальмы патауа, на них садится много попугаев арара. Сходите поохотьтесь на них». У старшего брата уже был свой настоящий лук. Он взял с собой Кариону, сына старика и отправился в лес. А чуть позже пришел старик — тушауа пунабуетери, который вырастил моего старшего сына и очень его любил. Я увидела старика еще издали и сразу же побежала к знакомой женщине. Я сказала ей: «Беги по тропе. Когда увидишь, что старший сын возвращается, задержи его — сюда пришел старик пунабуетери». Я знала, что мой старший сын тоже очень любил старика, и не хотела, чтобы они встретились. Женщина перехватила моих сыновей на тропе. Они отдали ей двух убитых попугаев и вернулись в лес еще поохотиться.
Поговорив со старым иньеветери, тушауа подошел к нам. «Мы приплыли сюда вчера»,—сказал Акаве. «Знаю,—ответил тушауа.— И пришел сказать вам, чтобы вы не возвращались к куритатери, они в великом гневе. Тебя они назвали животным, а Напаньуму обманщицей. Я пытался вас защищать, но они чуть не избили меня. Витукайатери, у которых твоя жена украла ночью сына, хотят убить вас отравленными стрелами. Они гнались за вами не с палицами, а с луками и стрелами. Не бойтесь, я пришел не за мальчиком. Где он, мой саматари!» (иногда он называл моего сына саматари, иногда — намоетери). «Ловит рыбу с другими мальчишками»,— ответил Акаве. «Бедный мальчуган. Вы ведь не убежите с ним, не правда ли?» «Нет,— сказал Акаве,— к белым я не убегу, потому, что боюсь болезней. А куритатери и витукайатери стали мне врагами. Я останусь здесь». Старик все понял и беззвучно заплакал — он очень любил моего сына. Мне больно было смотреть на старого тушауа. Я повернулась к нему спиной и тоже заплакала. Немного спустя старый тушауа сказал: «Я ухожу, берегите мальчика и других сыновей. Оставайтесь здесь. Может, когда-нибудь мой намоетери и придет ко мне в гости». Когда старик тушауа ушел, Акаве сказал: «Мне жалко было смотреть на этого старика. Его борода совсем побелела».
Ближе к ночи вдали послышался шум мотора. «Эдуардо, это Эдуардо!» — закричали мужчины иньеветери. Они к этому времени вернулись из лесу. Эдуардо зашел в тапири взять людей, которые помогли
