от меня хочешь?
— Я не настолько беззаботен, как могло показаться, Эдвард. Меня по-прежнему не оставляет беспокойство, и я хотел бы найти какой-нибудь способ ограничить их прежде, чем они узнают о моем мозге. Ты сам подумай: их теперь триллионы, и каждый не глупее меня. Они в определенной степени сотрудничают, так что я, возможно, умнейшее существо на планете, но на самом деле у них еще все впереди. Я бы не хотел, чтобы они захватили надо мной власть. — Он рассмеялся, и у меня по спине пробежал неприятный холодок. — Или украли душу… Поэтому я прошу тебя подумать над каким-нибудь способом ограничить их. Может быть, этих маленьких чертенят можно поморить голодом? Подумай. — Он вручил мне листок бумаги со своим адресом и телефоном, затем подошел к клавиатуре, убрал изображение с экрана и стер данные обследования. — Пока никто, кроме тебя, ничего не должен знать. И пожалуйста… поторопись.
Ушел Верджил только в три часа ночи. Перед этим я взял у него кровь на анализ, затем пожал его влажную, дрожащую ладонь, и он в шутку предупредил меня, чтобы я не принимал образцы внутрь.
Прежде чем уйти домой самому, я заложил кровь на анализ, результаты которого были готовы уже на следующий день. Я получил их во время перерыва на ленч, затем все уничтожил. Проделал я это совершенно механически, словно робот. Лишь через пять дней и почти столько же бессонных ночей я принял увиденное. Кровь его оказалась вполне нормальной, за исключением того, что машина выявила заражение: высокий уровень лейкоцитов — белых кровяных клеток — и гистаминов. На пятый день я наконец поверил.
Гэйл вернулась домой раньше меня, но в тот вечер была моя очередь готовить ужин. Она поставила на проигрыватель один из детсадовских дисков и продемонстрировала мне образцы видеокомпьютерной живописи, которые создавали ее дошкольники. Я молча смотрел. Ужин тоже прошел в тишине.
Ночью мне приснилось сразу два сна — видимо, признак того, что я наконец принял факты. Во время первого, от которого я постоянно ворочался и скомкал всю простыню, мне привиделось разрушение планеты Криптон, родного мира Супермена, где погибали в огне миллиарды супергениев. Скорее всего этот кошмар навеяла стерилизация образцов крови, которые я взял у Верджила.
Второй сон оказался хуже. Мне снилось, как огромный город Нью-Йорк насилует женщину. В конце концов она родила множество маленьких зародышей-городков, завернутых в полупрозрачную пленку и залитых кровью после трудных родов.
На утро шестого дня я позвонил Верджилу. Он ответил после четвертого гудка.
— У меня есть кое-какие результаты, — сказал я. — Ничего окончательного, но хотел бы с тобой поговорить. Не по телефону.
— Хорошо, — ответил он, и в его голосе мне послышалась усталость. — Я пока сижу дома.
Квартира Верджила находилась в шикарном высотном доме на берегу озера. Я поднялся к нему на лифте, разглядывая рекламную болтовню голограммы с изображением товаров, свободных квартир и хозяйки здания, обсуждавшей общественные мероприятия на текущей неделе.
Верджил открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь. Он был в клетчатом халате с длинными рукавами и домашних шлепанцах. В руке держал незажженную трубку. Он молча прошел в комнату и сел в кресло; пальцы его вертели трубку, Не переставая.
— У тебя инфекция, — произнес я.
— Да?
— Это все, что я смог узнать из анализов. У меня нет доступа к электронным микроскопам.
— Я не думаю, что это на самом деле инфекция, — сказал он. — В конце концов это мои же собственные клетки. Может быть, что-то еще… Какой-нибудь признак их присутствия, их перемен. Едва ли можно ожидать, что нам сразу все станет понятно.
Я снял пальто.
— Слушай, я начинаю за тебя беспокоиться…
Остановило меня выражение его лица — странное, лихорадочное блаженство. Прищурив глаза, Верджил смотрел в потолок и морщил губы.
— Ты что — накачался? Балдеешь? — спросил я.
Он помотал головой из стороны в сторону, потом кивнул очень медленно.
— Я слушаю, — сказал он.
— Что?
— Не знаю. Это не совсем звуки… Но что-то вроде музыки… Сердце, кровеносные сосуды, течение крови по артериям и венам. Деятельность… Музыка, звучащая в крови… — Он взглянул на меня грустными глазами. — Ты почему не на службе?
— У меня сегодня свободный день. А Гэйл работает.
— Можешь остаться?
— Видимо, да, — сказал я, пожимая плечами, потом обвел квартиру подозрительным взглядом, выискивая горы окурков или бумажные пакетики от наркотиков.
— Я не под балдой, Эдвард, — произнес он. — Может быть, я не прав, но мне кажется, происходит что- то очень большое и важное. Думаю, они начали понимать, кто я есть.
Я сел напротив Верджила, пристально его разглядывая. Он, похоже, совсем меня не замечал. Какой-то внутренний процесс захватил его целиком. Когда я попросил чашку кофе, он лишь махнул рукой в сторону кухни. Вскипятив воду, я достал из шкафа банку растворимого кофе, потом вернулся с чашкой в руках на свое место. Верджил сидел с открытыми глазами, покачивая головой.
— Ты всегда знал, кем тебе хочется стать, да? — спросил он.
— Более-менее.
— Гинеколог… Только верные шаги по жизни, ни одного — в сторону… А я всегда жил по-другому. У меня были цели, но я не знал направления. Это как карта без дорог, одни только географические точки. И мне на все было наплевать, на всех, кроме себя самого. Даже на науку. Для меня это просто средство… Я вообще удивляюсь, что добился таких значительных результатов… Даже своих родителей я ненавидел.
Неожиданно он схватился за подлокотники кресла.
— Тебе плохо? — встревожился я.
— Они со мной разговаривают, — ответил он и закрыл глаза.
Около часа он лежал без движения, как будто спал. Я проверил пульс — ровный, наполненный, потрогал его лоб — чуть холоднее, чем следовало бы, потом пошел и приготовил себе еще кофе. Когда Верджил открыл наконец глаза, я, не зная чем себя занять, перелистывал журнал.
— Трудно представить себе, как течет для них время, — произнес он. — Всего три или четыре дня у них ушло на то, чтобы понять наш язык и ключевые аспекты нашей цивилизации. Теперь они продолжают знакомиться со мной. Прямо во сне. Прямо сейчас.
— Как это?
Верджил сказал, что несколько тысяч исследователей подключились к его нейтронам, но подробностей он и сам не знал.
— Они, вероятно, действуют очень эффективно, — добавил он. — И пока еще не причинили мне никакого вреда.
— Нужно доставить тебя в больницу.
— А что они там смогут сделать? Ты, кстати, придумал какой-нибудь способ ограничить моих умников? Я хочу сказать, это все же мои клетки.
— Я думал об этом. Мы можем заморить их голодом. Нужно только найти различие в метаболизме…
— Я не уверен, что мне хочется избавиться от них совсем, — сказал Верджил. — Они не причиняют мне никакого вреда.
— Откуда ты знаешь?
Он покачал головой, потом поднял палец и замер.
— Тихо! Они пытаются понять, что такое пространство. Им это нелегко. Расстояния они определяют по концентрации химических веществ. Размерность для них — это как сильный или слабый вирус.
— Верджил…
— Слушай! И думай, Эдвард. — Он заговорил возбужденным тоном: — Наблюдай! Во мне происходит что-то значительное. Они общаются друг с другом через жидкости организма, и химические сигналы
