- Ты думаешь?.
- Уверена.
- Ну не знаю. Надо поразмыслить.
- Не надо размышлять. Бери тетрадку, ручку и пиши, пока ты лежишь в постели и тебе нечего делать!
- Но я не могу выдавать ...
- А ты замени имена. И еще как-нибудь следы запутай, чтобы прицепиться было не к чему. Так все писатели делают.
- Но я же не писатель ...
- Тебе и не нужно быть писателем. Тебе нужно правдиво и толково рассказать эту историю, чтобы главное дошло до людей. Может, у каждой профессии есть свой Ковач. Вот пусть люди и учатся вызывать своих защитников. А главное подчеркни, что вызвать такого защитника может только настоящий мастер своего дела.
- Ты прямо за меня все по полочкам разложила, как школьная учительница, когда дает план сочинения, - сказал я.
- Я не даю тебе никаких планов. Я пытаюсь подсказать тебе, как начать, чтобы было легче рассказывать. А ты просто пиши, ни на что не оглядываясь.
В общем, она меня уговорила. Я взял тетрадку и ручку и стал писать. Первые страниц сорок я написал в постели, а потом потихоньку дописывал изо дня в день. Иногда, в удачные дни, получалось написать страниц десять, а иногда, когда я был занят или что-то не клеилось, я добавлял всего по пол странички.
И теперь я подхожу к тому, что было дальше.
Где-то дней через десять я и правда вытащил Ковача на прогулку со мной и с Машкой. Мы пошли вдоль реки, мимо небольшого городского парка. Лохмач и Ричард то резвились на берегу, то скатывались на лед и носились по нему, а мы с Машкой шли над берегом, по бокам от Ковача. Только что про шел снегопад, и пушистый, еще не слежавшийся снег искрился на солнце, а в воздухе уже пахло весной - появился свежий такой запах, немного похожий на аромат то ли ананасного компота, то ли хвойного отвара. И небо было голубым совсем по-весеннему, а не по-зимнему.
- Ковач, - сказал я, - а почему ты - венгр? Ведь, по идее, у тебя не должно быть национальности, раз ты помогаешь металлургам всего мира ... и отвечаешь за сталь во всем мире. Или не во всем?
- Ну ... - Он призадумался. - У меня есть любимые страны.
- И одна из них - Россия?
- Да. А вот почему я венгр ... А разве я венгр?
- Ну ты же родом из Венгрии. И венгерские народные песни знаешь.
- Я всякие народные песни знаю.
- И все-таки? ..
- Так повелось, - сказал он.
- Опять ты за свое! - не выдержал я.
Ковач поглядел на меня с недоумением.
- Петька хочет сказать, - вмешалась Машка, - что твои короткие ответы очень часто ничего не объясняют.
- На самом деле они объясняют все, - сказал Ковач, - если вы над ними будете думать.
Машка кивнула, как будто поняла, а я почувствовал себя окончательно запутавшимся. Чтобы переменить тему, я спросил, припомнив наш разговор с Яковом Никодимовичем:
- Ковач, а что произошло в 1909 году?
- Зачем тебе это нужно знать? - поинтересовался он. По-моему, он немного удивился.
- Если я это узнаю, я получу годовую пятерку по истории.
Он повернул голову направо, налево, поглядел на реку, на парк, на город, потом заговорил:
- Тогда была тяжелая история. Неприятная: забастовка. Пришлось позвать войска.
- Пришлось? - удивился я. - Ты говоришь так, как будто сам их позвал. Но ведь ты же их разогнал!
- Я их не разгонял, - сказал Ковач. - Это они потом сочинили.
- Так что же было? - спросила Машка.
- Были убийства. Я не смог их предотвратить. Одни рабочие убивали других.
- Забастовщики - штрейкбрехеров? - спросил я.
- И так, и так, - сказал Ковач. И опять замолчал.
- Они убивали друг друга? - догадалась Машка.
- Да.
- Одни хотели получить работу, а другие боялись ее потерять? - спросил я.
- Да. Что-то с людьми произошло. По всему миру. Я видел такое же и в Германии, и в Америке.
- Но что произошло?
Ковач опять смотрел куда-то вдаль.
- Производство надо было расширять, - сказал он, утвердительно кивнув головой сам себе.
Мы с Машкой переглянулись. Да, из Ковача приходилось вытягивать каждое слово, будто крупного налима из-подо льда. Но ведь он никогда не обижается, не скажет «Отстань!», как сказал бы на его месте любой другой взрослый. Его можно донимать вопросами до бесконечности, и он будет отвечать и отвечать. Так на так и выходит.
- Ты хочешь сказать, - уточнил я, - что хозяева хотели расширить производство, а рабочие боялись, что если появится много новых людей, их зарплата упадет, а кого-то и уволят? И они решили не пускать новых, чужаков, пока хозяева им не пообещают, что старым рабочим от этого хуже не станет? А те, кого привезли, рвались начать работу, потому что пока не работаешь, денег нет? И они дрались?
- Они убивали друг друга, - сказал Ковач. - Не знаю, кто начал. Но они стали ловить тех, кто ходил по одному, и убивать. Нескольких новых рабочих облили керосином и сожгли заживо, а нескольких старых живьем закопали в землю.
Мы с Машкой остолбенели - застыли с разинутыми ртами. Я почувствовал, как у меня волосы встают дыбом.
- Полицию, которая хотела арестовать убийц, они прогнали, - продолжал Ковач. - И тогда пришли войска. Рабочие хотели идти на войска, а командир предупредил, что даст приказ стрелять, и всех расстреляют.
- И тогда ты разогнал войска?
- Нет. Тогда я вышел вперед и сказал: «Расстреливайте меня».
- Они стреляли? - спросила Машка.
- Да.
Чем это кончилось, можно
- И что потом? - спросил я.
- Потом солдаты заторопились и ушли. Рабочие хотели кинуться за ними вдогонку - и старые, и новые, - но я сказал, что если кто-то попробует затеять побоище с солдатами, то будет иметь дело со мной. Они утихли. А я пошел к хозяевам и поговорил с ними. Все выяснилось, они пообещали, что старые рабочие ничего не потеряют. Хозяева волновались, потому что из-за всех этих событий могли не успеть выполнить очень важный заказ. Огромный заказ, для него им и нужны были новые руки, потому что старых не хватило бы. - Он помолчал. - Заказы шли потоком, один за другим, и хозяева собирались строить новые цеха, ставить новые мартены и бессемеры, мощнее прежних. Тогда самый большой мартен
- А рабочих ты между собой помирил? - спросила Машка.
- Не совсем. Совсем помирить
- Листовки? ..