– А вы думаете, кубики – это не серьезно? Вы, наверное, никогда спортом не занимались.
А может, пойти в «Звезды на льду»? А если надоест?
Если бы я была ведьмой, я бы гнала зиму метлой.
Москва веселилась разгульной пятницей, а я читала заключение Института социальной и судебной психиатрии им. Сербского.
Социально опасен. Агрессивен.
На полстраницы анализ пунктуации в письме. Преобладающие восклицательные знаки.
За фразой «нежный фрукт» прослеживается сексуальный подтекст.
Шизофрения.
Сан Саныч сказал, что мне необходимо встретиться с психологом, чтобы он проконсультировал меня. На всякий случай.
– На какой это всякий случай?
– Случаи бывают разные. Да ладно, успокойся. Он же просто шизофреник, а не какой-нибудь боевик- наемник.
– Просто ши-зо-френик?!
– Ну, конечно. Смотрела фильм «Телохранитель»? У тебя, кстати, нет случайно сестры-неудачницы?
– Нет. У меня вообще никого нет в этом смысле.
Я – идеалистка. И я считаю, что человечество не так глупо, как кажется на первый взгляд. И поэтому я привыкла думать, что люди меня любят. Даже те, кто делает вид, что ненавидят меня.
Например, некоторые литературные критики.
Позвонила Регина. Я обещала написать в журнал колонку под названием «Как модно праздновать Новый год».
– Не написала? – вздохнула Регина. – Такие у них темы тупые.
– Написала. И даже дала рецепт рождественской утки.
– Здорово! – обрадовалась Регина. – И, кстати, они сделали специально для тебя новую рубрику «Обед за городом».
– Пусть отменяют. Я на диете.
– Ты что? – ахнула Регина.
– Созвонимся попозже, ладно?
Заехала домой переодеться.
После вчерашнего дня рождения папы еще всюду валялись воздушные шарики. Мы надували их с Антошкой целое утро.
Сын выбежал мне навстречу.
– Антошечка! Иди обниматься! – Я широко расставила руки. В них могли уместиться и мой сын, и моя мама, и еще несколько родственников.
– Так! Доесть сначала! – приказала мама, будто потянула за поводок. Сын послушно вернулся на кухню.
Пять макаронин были геометрично разложены на тарелке в форме бабочки. Антошка вилкой, уныло, переместил одну из них в центр. Рисунок поменялся, как в калейдоскопе.
– «Ну, говори, говори! – поторопил Малыш, он явно сгорал от нетерпения», – бодро читала моя мама раскрытую книжку, поглядывая на страницы сквозь узкие, как маска Бэтмена, очки. – «Так вот, – не спеша начал Карлсон, – один глупый мальчишка прилетает на вертолете системы «Карлсон» на этот балкончик…»
– Как тебе в садике? – спросила я.
– Нормально, – вздохнул Антон. – А можно мне больше не есть?
– Можно.
– Еще две штучки, и все. «…Злющая домомучительница слышит звонок…»
– Конец! – обрадовался Антон, пристроив макаронную бабочку за щекой. – Я пойду, мне надо позвонить Люсе!
Мы гоняемся за бабочками не тогда, когда хочется есть. Что это? Надо записать. Нет, бред какой- то.
Или не бред…
Когда тебя десять раз на дню спрашивают, в какой момент вы почувствовали себя исключительной, наступает день, когда именно такой ты себя и чувствуешь.
Все-таки бред.
– Мам, – я постаралась сказать это очень мягко, – я прихожу домой, я скучаю по ребенку, он бросается мне навстречу… а ты говоришь, что он должен доесть. Ведь он мог поцеловать меня, а потом доесть.