– Желтая пресса? – предполагает он.
Я киваю.
У него звонит телефон.
– Да, здорово! – кричит он в трубку. – В «GQ»! Мне тут журнал принесли, так там написано, что я художник! Ага… Вот и скажи мне, как художник художнику: ты едешь?
К нам подходит молоденький промоутер одного из модных клубов. Целует меня в щеку, демонстрируя окружающим панибратское отношение со звездами.
– Видишь, кто с моей бывшей девушкой сидит? – он одними глазами, не оборачиваясь, показывает в сторону выхода.
– Кто это? – вежливо интересуюсь я.
Он почтительно называет номер в «золотой сотне» списка «Forbes». Из четвертой двадцатки.
– Ты что, всех знаешь? По номерам? – удивляюсь я.
– Я вообще-то считаю себя образованным человеком, – обижается он. – Я знаешь сколько журналов читаю?
– Здорово. Молодец, – я одобрительно киваю.
И мысленно представляю, как смешно будет выглядеть сегодняшний вечер в моем дневнике. Особенно этот эпизод.
Я возвращаюсь за наш стол.
Катя красит губы, заглядывая в пудреницу.
Рядом с Мариной Сми – молодой человек в розовом галстуке и сиреневом пиджаке.
Его смущает девственность нашего стола, и он заказывает вазу с фруктами.
Углеводы на ночь никто не ест.
Катя кладет в каждый бокал по клубничке и произносит тост. За мой отъезд.
Приехала Чернова и не сказала Кате, что та похудела. Катя это заметила, но виду не подала. Пока.
Мельком взглянув на незнакомого молодого человека в розовом галстуке, Чернова шепчет мне в ухо:
– Сережа в больнице. Он хотел отравиться. Еле откачали.
Мы смотрим друг другу прямо в глаза.
Сережа – ее девятнадцатилетний сын. Его недавно выгнали из колледжа в Америке. Из школы в Англии его выгнали в прошлом году.
– Я только что оттуда, – очень серьезно говорит Чернова. – Не дай бог никому…
1
…Первый раз мой маньяк позвонил мне, когда я была в тренажерном зале. Редкий случай. Как потом выяснилось, гораздо более редкий, чем звонки маньяков.
Он попросил меня к телефону.
– Я вас слушаю! – почему-то игриво ответила я.
Это было еще то время, когда я не говорила нагло в трубку: «Нет, ее нет по этому телефону. Запишите номер ее директора. Ее зовут Регина», даже не пытаясь менять голос.
– А что вы делаете сегодня вечером? – без всякого выражения поинтересовались в трубке голосом, от которого потом еще целый год меня бросало в жар.
– Вечером? – Я глупо захихикала, вот что значит: спорт вырабатывает адреналин. Зачастую – излишний. – Ас кем я говорю?
– Ну… скажем так… я хотел бы прочитать вашу книгу. Где ее можно купить?
– Послушайте, вам надо позвонить в издательство. А вообще-то во всех магазинах… – Тренер уже кивал мне, стоя рядом с огромным тренажером, похожим на пыточный инструмент времен инквизиции.
– Но, я думаю, нам все равно придется с вами встретиться, – сказал голос.
– О! – вдруг оживилась я, как самая последняя дурочка. С тех пор в тренажерном зале я отключаю телефон. – Так, может быть, вы – маньяк?
– Маньяк? – Голос в трубке неожиданно повеселел. – Точно: маньяк.
– Знаете что, господин маньяк? Всего вам доброго.
– А я вам этого не пожелаю…
Я бросила трубку. «Идиот какой-то», – уговаривала я себя. Но на душе было тоскливо и тревожно. Как в детстве, когда маму вызывали в школу. Когда ты не догадываешься, что будет, но одно знаешь наверняка: точно ничего хорошего.
– One! Two! Three! – скандирует моя эпиля-торша, громко, бодро, с улыбкой старшей пионервожатой. Она работала эпиляторшей в Варшаве, потом – в Лос-Анджелесе, теперь – у нас.
Она так кричит, что кричать самой уже нет смысла.
