До рассвета семьдесят восемь минут.На рассветеключ заскрипит в замке,На рассвете в камеру люди войдути пролают приказ на чужом языке.А потом будет десять визжащих дверей,коридорный сквозняк,молчаливый конвой.Будет яма на тесном тюремном двореи тяжелое небонад головой.Автоматчики тупо шеренгу сомкнут.До рассвета семьдесят восемь минут.И сейчас,на распухшие пальцы дыша,задыхаясь,спеша,обгоняя рассвет,пишет песню,последнюю песню,поэтчуть заметным обломком карандаша.Пусть от долгих допросов гудит голова,пусть больная рука тяжелее свинца…Но приходятединственные слова,как приказ,как присяга,как клятва бойца.Пишет,пишет поэт…И кончается ночь.За стеною глухая команда слышна…Даже фронт наступающий,даже странане успеют,не смогут,не в силах помочь!Я хочу,чтоб ко мне его твердость пришла,чтоб не смел ни минуты растрачивать я,чтобы каждая песнятакою была,будто этопоследняя песня моя,будто брезжит уже за окошком рассвет,а враги ненавидят меня и клянут,будто жить мне осталосьне семьдесят лет,а семьдесят восемьминут.
«Приходит врач, на воробья похожий…»
Приходит врач, на воробья похожий,и прыгает смешно перед постелью.И клювиком выстукивает грудь.И маленькими крылышками машет.— Ну, как дела? —чирикает привычно. —Есть жалобы?.. —Я отвечаю:— Есть.Есть жалобы.Есть очень много жалоб…Вот, — говорю, —не прыгал с парашютом…Вот, — говорю, —на лошади не ездил…По проволоке в цирке не ходил…Он морщится:— Да бросьте вы!Не надо!Ведь я серьезно…— Я серьезно тоже.Послушайте, великолепный доктор:когда-то в Омскеу большой рекимальчишка жил,затравленный войною…Он так мечтал о небе —синем-синем!О невозможно белом парашюте,качающемсяв теплой тишине…Еще мечтал оно ночных погонях!О странном,древнем ощущенье скачки,когда подпрыгивает сердце к горлуи ноги прирастают к стременам!..