Залиян стоял возле своего письменного стола и в ужасе смотрел на скорчившееся у его ног тело. Лицо лежавшей женщины походило на страшную маску: нос сломан, разорванная верхняя губа оттянута, зубы обнажены. Глаза залиты кровью, и кровь еще сочилась из раздутых ноздрей тонкими красными ленточками. Он отступил назад, отказываясь понимать случившееся. Потом опустился на колени и схватил ее за плечи.
— Эйлин, — проговорил Залиян неестественным голосом, который сам едва узнал. — Эйлин!
Ее голова безжизненно откинулась назад, зазубренный кончик кости или хряща, прорвав кожу, торчал на месте носа. Он снова и снова звал ее по имени, пока голос не задушили рыдания.
— Я не хотел этого, — бормотал он, — Боже мой, я вовсе не хотел этого.
Он взял ее левое запястье и кончиками пальцев попытался нащупать пульс. Потом прижал ухо к груди. Если сердце и билось, то настолько слабо, что он не слышал из-за отчаянных ударов собственного сердца. Его левая рука саднила, и, поднявшись на ноги, он обнаружил, что пониже мизинца сорвана кожа. Он ведь ударил ее, да, он ударил ее. Рубящий каратистский удар со страшной силой врезался точно в середину лица. Она рухнула, словно позвоночник перерезали ножницами.
В отчаянии, граничащем с паникой, Залиян ринулся через всю комнату, чтобы удостовериться, что дверь заперта. Потом обернулся, надеясь, что по какой-то кошмарной логике тело Эйлин исчезнет. Он вспомнил все: как поднимался на ноги, когда она стояла перед ним и говорила что-то неправдоподобное — о какой-то новой жизни, возвращении к церкви ее детства… Больше всего он взбесился именно из-за того, как она держалась, — высокомерно, с полным отсутствием благодарности. Она рассказала все ради спасения своей и его души, так она заявила, и смотрела на него такими глазами, будто он страдал чем-то вроде моральной проказы. Ему вспомнилось, как она высоко держала голову, скривив рот в презрительной усмешке, из-за чего ярость горячей волной прокатилась у него по всему телу. Эйлин заявила, что вела дневник, что она отдала те письма, которые он велел ей уничтожить… Она сделала с ними… что? Он пытался вспомнить, что она кричала. Она сделала… что? Что она сделала? Вот тогда-то он и замахнулся на нее, да, именно тогда он потерял контроль над собой. Ему хотелось только привести ее в себя, заткнуть рот. Но потом уже забыл о своем первоначальном намерении, ярость охватила его, он хотел причинить ей боль. С обжигающей ясностью Залиян вспомнил все, что произошло, и схватился за голову, сжавшись от ужаса, вспомнив хруст сломанных костей: страшное ощущение проваливающегося носа.
— Привет, радость моя. Ты что, нездорова?
— Митч! Привет! Я ждала твоего звонка. У меня болит голова, но это не значит, что я нездорова. Просто немного не выспалась. Это мне наказание за то, что позволила себе прошлой ночью. А ты как?
— Тоже немного устал. Не мешало бы вздремнуть. Желательно у тебя дома. Тебе удалось что-нибудь узнать от ночного сторожа?
— Его зовут Кристоф. Он не вернулся с работы домой прошлой ночью, но я разговаривала с его дядей. Откуда ты звонишь?
— Я в вестибюле, примерно на семьсот восемьдесят восемь футов ниже того места, где ты сейчас сидишь.
— Вот что он мне рассказал. На уровне фундамента есть какая-то запертая складская комната, с той же самой стороны здания, что и погрузочная платформа. Я полагаю, что это западная сторона. Там за маленькой стальной дверью есть что-то вроде туннеля. Попасть туда непросто, надо сильно наклониться и ползти.
— И это все?
— Это все, что он смог припомнить из рассказанного его племянником.
— Ладно, я туда загляну, а потом поднимусь. Как у вас там?
— Всем разрешили идти домой. Эйлин, Коретта, Залиян и я — вот все, кто остался наверху. Эйлин сейчас в кабинете Залияна, но перед этим она вручила мне пару больших конвертов и попросила проследить, чтобы они были переданы тебе. Она сказала, что их намеревались отправить в бумагорезку.
— Любопытно. Вскрой их. Я буду наверху через пятнадцать — двадцать минут. Кэрол, дело пахнет жареным, вот почему я решил уволиться из своей фирмы, твое начальство отказалось от моих услуг. Надеюсь, что ты будешь со мной и не похолодеешь от страха. Ты всегда сможешь найти какую-нибудь работу в Колорадо.
— Извини… что?
— Я тебе все объясню при встрече. Только не выпускай конверты из рук.
Мэтт Бойл вышел из лифта и на почти негнущихся ногах двинулся через вестибюль к столу вахтерши.
— Я собираюсь уйти до конца дня, Кори, — сказал он, морщась от боли. — Кажется, подвернул ногу или еще что-то в этом роде, надо показаться врачу.
Она выразила ему свое сочувствие и сказала, что его искал Брайан Митчелл.
— Он сказал, что проводит обследование здания и хотел бы заглянуть в складскую комнату для механического оборудования на втором Б. Я не смогла связаться с вами, поэтому отправила его вниз вместе с Джерри, чтобы он открыл ему дверь.
— Что?
— У него было удостоверение, и его имя значится в нашем утвержденном гостевом списке. Он сказал, что я могу проверить это у вас или у мистера Залияна. Я видела вас с ним вчера.
— Сукин сын! Когда они ушли?
— Да пару минут назад. Я что-то сделала неправильно?
Бойл отстегнул фонарь от ремня и сжал его в кулаке.
— Попытайся связаться с Джерри по радио. Скажи ему, чтобы не пускал никого в ту комнату.
Он повернулся и направился к лестнице, стараясь идти настолько быстро, насколько позволяла боль между ног.
Джерри Коутс отпер дверь и включил свет. Митчелл спросил, знает ли он мужчину по имени Кристоф.
— Кристофер? Он работает в ночную смену.
— А прошлой ночью он дежурил?
— Да, говорят, что на работу он вышел, но не отбыл смену до конца. Должно быть, заболел или еще что-нибудь, ну и ушел домой.
Двое мужчин продвигались вдоль полок к западной стене.
— Этот мистер Кристоф, или Кристофер, — сказал Митчелл, изучая стену за открытыми вертикальными стеллажами, уставленными запасными механическими деталями, — по всей видимости, наведывался иногда в эту комнату, поскольку видел здесь какие-то трещины. Вы слышали что-нибудь об этом? Вы знаете вообще о каких-либо трещинах?
— Нет, сэр, не знаю. Я работаю на верхних этажах. Временами я чувствую, что здание движется, но не так сильно, как многие рассказывают. Трещины? Нет, никогда не видел никаких трещин.
— Здесь должно быть что-то вроде двери, вот на этой стене. Она ведет в какое-то крохотное низкое помещение, вероятно, под погрузочной платформой. Вы знаете?
— Нет, сэр, не знаю. Вы сказали: трещины? Если бы еще кто-нибудь, кроме Кристофера, видел их, меня бы это немного обеспокоило. У него… ну, у него, можно так сказать, богатое воображение. Некоторые из наших ребят думают, что он сумасшедший. Не знаю почему они так решили, поскольку очень трудно понять, что он говорит. Трещины? Черт, да я и не слышал никогда, чтобы кто-нибудь говорил о трещинах.
— Позвольте мне воспользоваться вашим фонарем? — И Митчелл направил луч света в пространство между желтой коробкой со строительным мусором и стеной. — Ну, что скажете? Вот и дверь. Низенькая дверь, пройти через которую можно только сильно согнувшись, в точности как говорил сумасшедший старина Кристофер. Помогите-ка мне оттащить эту коробку.
— Человек, способный исчезнуть в разгар смены, конечно же, ненормальный, — возразил охранник, помогая Митчеллу оттащить коробку в сторону. — Но это не означает, что он сумасшедший. Вообще-то интересно бы узнать, куда же он делся?
