— Подсчеты тем не менее должны вестись, — напомнил ему Сэлливан. — Ты же сам говорил, что, мол, любая возможность должна быть учтена и задокументирована, чтобы противоположная сторона не смогла заявить в суде, будто мы что-то проглядели.
— Да знаю я, но… черт его побери!
Глава 4
Ночной сторож с таким же черным блестящим лицом, как и элегантный кожаный ремень на его униформе, стоял в южном вестибюле здания Залияна, внимательно глядя сквозь стеклянные двери. В четыре часа утра и площадь, и улицы выглядели почти пустынными. Пуэрториканцы из многоквартирных домов на 49-й улице убрались со ступенек еще несколько часов назад, а на 8-й авеню количество пешеходов уменьшилось до тонкой струйки. Проститутки у выхода из подземки зазывно окликали какого-то мужчину, шедшего так быстро, что казалось, он почти бежал. Он, вероятно, направляется в отель Говарда Джонсона на 51-й улице, подумал сторож, и Бог знает, чего это он так торопится, может, от грабителей спасается? Какая-то одетая в лохмотья женщина устроилась на ночлег на вентиляционной решетке, загородившись от выходящего из-под нее пара чем-то вроде нагруженной тележки для покупок и поставленными друг на друга картонными коробками. На одной из бетонных скамеек на площади скрючился какой-то мужчина, ему, ясное дело, вывернут все карманы еще до рассвета. Два такси с такой скоростью промчались на север, словно участвовали в гонках.
Начали появляться полицейские, иногда на автомобилях, иногда и на своих двоих. Полицейский участок Северного центра находился всего в нескольких кварталах отсюда, на западной стороне 54-й улицы, но ведь не могла же полиция одновременно быть везде. В четыре часа утра в этом районе было небезопасно, и по соседству тоже, и не только для сторожей, но и для бродяг, сутенеров, пьяниц, проституток, мелких жуликов, наркоманов, таксистов, да и для легавых.
Ночной сторож продолжил свой обход. Он кивнул охраннику, сидевшему за столом в вестибюле, но и не подумал перекинуться с ним словечком: он вообще редко говорил с кем-нибудь, кроме родственников. Только они и могли понять его речь, состоящую из смеси французского, английского языков и наречия гаитянских креолов. На пластиковой бирке, прикрепленной к его униформе, было написано просто: «Кристофер», однако это ни в коей мере не выражало всей пышности его имени, звучавшего так: Франсуа Генри Туссен-Лувертюр Кристоф. Работа ночного сторожа не слишком-то подходила для человека, имя которого наводило на мысли о его благородном происхождении, так что Кристоф намеревался подыскать что-нибудь получше. Как только он сможет позволить себе отказаться от этого жалованья, а быть может, и раньше, он уволится, потому что это было дурное место.
Поначалу-то ему казалось, что его работа заключается в защите здания от незваных гостей и всяких неожиданностей, но чем дольше он смотрел сквозь стеклянные двери, тем сильнее чувствовал, что сам является узником этой крепости. В его сознании постепенно укрепилось ощущение, что как раз от здания-то и исходила главная угроза его жизни.
Он вступил на лестницу, ведущую в цокольный этаж, следуя предписанному маршруту, проверяя, заперты ли двери, и следя за контрольными отметками на замках. Когда он проходил мимо пуленепробиваемых окон комнаты охраны, то слегка коснулся шляпы, приветствуя трех охранников, находившихся внутри и кивнувших ему в ответ, правда, не слишком-то дружелюбно. В этой комнате находились компьютеры, контролирующие термометры, барометры, дымоуловители и датчики на всех шестидесяти шести этажах здания. Кроме того, здесь находились радиоприемники, микрофоны и контрольные стенды управления, назначения которых он не понимал. Кристоф несколько раз пытался узнать, как же это все работает, но так ничего и не выяснил. Потом это перестало его беспокоить, поскольку он знал, что скоро уйдет отсюда. Как только суставы его пальцев и коленей почувствуют приближение бури, он просто уйдет. Это здание уже прикончило двух человек, и он не сомневался, что список жертв будет расти.
Кристоф шел по бетонированной пещере, в которой располагались кондиционеры и отопительные системы. Этот лабиринт из механизмов и изоляционных труб напомнил ему о машинном отделении авианосца, который он когда-то посетил на военно-морской верфи в Бруклине. Но там его окружала любопытствующая публика вроде него самого, а здесь он был один. Тишину нарушал лишь звук его собственных шагов, посвистывание клапанов, выпускавших пар, и пощелкивание датчиков автоматического контроля. Слабое свечение оборудования напоминало ему глаза хищников, словно следящих за ним из джунглей. И если комната охраны была мозгом всего здания, то это помещение было его сердцем. Именно здесь создавался и контролировался климат, в котором существовали обитатели, по сути дела, небольшого городка. Этим шести тысячам человек, которым предстояло явиться на службу через несколько часов, должно быть тепло, пока солнце не заступит на свою вахту, и прохладно, когда оно станет слишком жгучим. В течение всего рабочего дня воздух в помещениях должен быть не слишком влажным и не слишком сухим, чтобы людям легко дышалось. Для него было загадкой, еще одной загадкой, как же именно вся эта масса машин, проводов, клапанов, насосов и прочих предметов, названия которых он даже не знал, совершала свою работу. Только одно он понимал совершенно ясно, по его мнению, единственный, кто это понимал. В здании Залияна обитали призраки. О да, оно было населено призраками, и это было так же несомненно, как и то, что ими населены пустующие дома, пугавшие его, как ребенка. А чем же иным можно было объяснить то, что это здание разговаривало с ветром, в самой своей глубине?
Кристоф отпер дверь в складское помещение и не спеша направился по проходу между рядами, заставленными мешками. Он отпихнул в сторону коробку со строительным мусором, опустился на колено и открыл дверцу, ведущую в настолько низкое пространство под грузовой платформой, что по нему можно было только ползти. Ему пришлось буквально припасть к земле, чтобы протиснуться внутрь через маленький дверной проем. Пахнуло затхлостью и сыростью. Он закрыл за собой дверцу и включил карманный фонарик. Луч фонаря отбросил темноту. Левую стену этого узкого туннеля пересекали, как ребра, шесть главных опор здания, массивные стальные балки в форме буквы «Н». Покрытые белой огнеупорной шпаклевкой, они походили на погребенные в могильнике мумии. Взгляду было открыто всего пять футов этих опор, но Кристоф знал, что они тянутся вверх еще на восемьсот футов, упрятанные между стенами кабинетов и гранитным фасадом здания. Именно в этом потайном склепе он лучше всего слышал голос здания, чувствовал его содрогания, как колючка, вонзившаяся в мышцу, реагирует на пульсацию крови.
Свет фонаря упал на ближайшую опору и отразился от небольшого куска обнажившейся стали. Оказавшись здесь в первый раз, Кристоф соскоблил своим пружинным ножом немного огнеупорной шпаклевки. Положив руку на холодный брус опорной балки, он пытался понять источник ее силы и тщетно стараясь представить, каким образом она удерживает на себе сокрушительную тяжесть здания.
Луч света поднялся вверх, к месту соединения бетонного потолка и стен. Паутина тоненьких трещин увеличилась в размерах, расползлась извилистыми линиями. А на полу была другая конфигурация трещин, они расходились концентрическими кругами от каждой опоры. Если эти трещины будут увеличиваться, что и происходило с того момента, как он впервые их заметил, эта паутина в конце концов охватит весь туннель. Он еще укажет на них, когда оставит эту работу, и докажет, что он вовсе не сумасшедший.
Кристоф выключил фонарь. В полной темноте было нетрудно представить, что он снова на родном острове, вместе с друзьями детства. Темная ночь, и со всех сторон подступают джунгли. Кристоф замер и прислушался. Он услышал какое-то слабое шуршание, похожее на трение жернова. Изо всех сил вслушиваясь в эту тишину, он различил какие-то невнятные скрипы, будто где-то далеко медленно открывали тяжелую дверь. Но его тело не содрогнулось, и Кристоф испытал разочарование. Снаружи царило безветрие, и поэтому голоса были приглушены. Ничто не напоминало день тех смертей, когда выпавшее из окна стекло рассекло пополам женщину, а стальной обломок пришпилил на крючок мужчину, чтобы понаблюдать, как из него вытекает жизнь, уносясь красными струйками в гонимый ветром туман. А в ночь накануне этого здание завывало, словно целый хор зомби, заставив Кристофа так трястись, что он весь покрылся потом. Когда он снова появился в вестибюле, охранники и другие сторожа, заметив его состояние, заставили сесть и принять аспирин.
Прошло уже достаточно времени, и его могли хватиться. Он слегка приоткрыл дверцу, чтобы
