Позже, уже в карете, отвозившей их и их добычу в Сан-Хуан, Майкл все же полюбопытствовал.
– А как вы узнали, что этот дикий попугай был самцом? И что он должен был клюнуть именно на эту самку?
– Знала, – ответила ему Нурья, приложив руку к сердцу. – Я это знала.
Гиацинтовый попугай бился в клетке, стоявшей на сиденье впереди между Самсоном и лакеем. Майкл видел, как птица, неистово хлопая крыльями, тщетно пыталась выбраться из неволи. Ему хотелось спорить с Нурьей, просить, умолять ее выпустить птицу, но он понимал, что это бесполезно.
– Послушайте, – лишь сказал он. – Есть одна вещь, о которой я вас давно собираюсь спросить.
– О чем?
– Может быть такое, что у вас есть сестра-близнец?
Она разразилась смехом.
– Мама мия! Значит эти ирландцы – не только сумасшедшие и пунктуальные, но и, как дерущиеся петухи, никогда не сдаются. Вы все еще думаете о монахине из той обители, которую посещают видения?
– Я думаю о том, что вы – вылитая она. И просто пытаюсь найти подходящее объяснение этому феномену.
– Хорошо. У меня нет сестры-близнеца. Очень жаль, но я была единственной девочкой в семье. У меня было шестеро братьев и нам вместе с матерью приходилось их всех обстирывать и кормить.
– Понятно. А ваш отец?
Она стянула с головы сомбреро, положила его к себе на колени и принялась водить накрашенным ногтем по его краю.
– Я понятия не имею, кем был мой отец. Мои братья и я… у моих братьев и меня, у нас у всех были разные отцы. Вас это не шокирует?
– Перенесу. Мне известно, что ваш мир отличается от моего.
– Бедняки всегда отличаются от богатых, в каком бы мире вы не очутились.
– Это мне тоже известно.
– Известно?
– Да. Известно.
– Тогда вы, вероятно, умнее, чем я предполагала. – Несколько секунд они оба молчали.
Плененная птица по-прежнему билась взаперти, выражая свою ненависть к злобному миру.
– Выпустите его, – процедил Майкл сквозь сжатые зубы.
– Выпустить гиацинтового попугая? Да вы что, рехнулись? Это… это награда из наград, этот попугай… Впрочем, что с вами говорить, вы ведь все равно ничего не поймете.
– Вы же только что сказали, что я умный.
– Я сказала, что вы, вероятно, умный. Но, оказывается, не очень.
Они снова молчали. Первой заговорила Нурья.
– Мне тоже надо вам кое о чем сказать. Я тоже временами… На меня тоже временами что-то находит, я не понимаю, что. И тогда я еще безумнее, чем вы. Меня мучают кошмары. И не только, когда я сплю. Иногда и днем на меня сваливается эта тьма и я на целые часы утрачиваю память и не знаю, что тогда со мной происходит. Так что, может быть, во мне живут два разных человека, это как раз очень похоже на то, что вы мне рассказали.
Это было самой безумной идеей из всех, которые можно было изобрести. Идея, которая могла возникнуть лишь здесь, на этих тропических задворках с их людской мешаниной, в этом слоеном пироге из укладов жизни.
– Никому еще не удавалось быть сразу двумя людьми, – ответил он. – Вы к врачу не обращались?
– Я обращалась к двум целителям и даже к колдунье.
Вот, вот, целители, колдуньи… с иронией отметил про себя Майкл. Но ничего другого он от нее не ожидал. Было темно, и она не могла видеть брезгливую гримасу на его лице.
– Никто не может мне помочь, – продолжала она, – За исключением… может быть, разве что вы… если, конечно, не побоитесь.
– Чего не побоюсь?
– Сильной магии, настоящей магии. Такой, какой владеет Ассунта.
– А что, эта Ассунта – ведьма?
Нурья покачала головой.
– Нет, она не ведьма. Она – проповедница.
– Проповедница чего, Бог ты мой?
– Вы не поймете. – Она недовольно поджала губы. – Глупо было вообще заводить этот разговор. Я все время забываю, что вы – европеец. Вы ничего не знаете.
Ну, почему же, кое-что он знал. Майкл вспомнил, что ему говорил Роза. И еще вспомнил свой первый визит в тот, другой, маленький домик, что позади большого, и о той вещице, которую он мельком увидел на
