дуэта.
Фамилия генетика была выделена жирным шрифтом на бирке ее беджика.
«Может, Мартин не хотел показаться невежей и не опустил глаза, поскольку беджик висел над ее левой грудью?» — пришло в голову Шарлотте.
— Почти. Хеннеси.
— Извините, память на имена у меня совсем плохая. — Бледные щеки Мартина едва заметно порозовели.
Он, наконец, отпустил ее руку, оставив Шарлотте ощущение влажной холодной ладони.
— Я так рад, что вы снова с нами. Если что-то вдруг понадобится — пожалуйста, достаточно будет одного лишь вашего слова.
— Огромное спасибо за гостеприимность.
— Всегда к вашим услугам. Что ж, пойдемте, поселим вас. Вы сможете освежиться, немного отдохнуть.
Он повел обоих по дорожке вдоль Апостольского дворца.
— Как вы смотрите на то, чтобы пообедать? — спросил он Донована. — Немного погодя, хорошо? И вы, Шарлотта, разумеется, тоже.
— Если вы не возражаете, Шарлотта, — повернулся к ней Донован.
— Напротив, с удовольствием.
26
— Так что вы можете сказать по этому поводу? — спросил Коэн.
Прославленный профессор генетики Израиля Давид Фридман откинулся на спинку стула. Толстые линзы очков делали его выпуклые тусклые глаза неестественно большими. Он был сухощав, немногим больше тридцати, абсолютно лыс и без бровей — следствие редчайшего заболевания, называемого alopecia universalis, или универсальная плешивость. Отсутствие растительного покрова по всему телу плюс серые с голубоватым отливом глаза навыкате наводили на мысли о том, что его забросили на Землю инопланетяне с летающей тарелки. Потрясающий интеллект профессора казался потусторонним. Но в общении он был человеком трудным, неловким и раздражительным. А то, что он стойко отрицал и Бога, и иудаизм, было тяжелейшим испытанием для терпения Коэна.
— Информации масса, равви, — желчно сообщил профессор. — Я сужу только по фактам и изображениям, а не по образцам. Я буду теоретизировать, — предупредил он. — Знаете, если бы собственными глазами не разглядел все это в окуляре мощного микроскопа…
Он умолк, пожав плечами. Взгляд его переместился к окну кабинета, за которым на квадратном дворе Тель-Авивского университета толпились под пальмами студенты.
— Прошу вас. — Коэн с нехарактерным изяществом, словно в мольбе, раскрыл ладони. — Теоретизируйте.
Застонав, Фридман возвратил свой взгляд к монитору со схемой сорока девяти пар хромосом, покачал головой и сказал:
— Хорошо. Прежде всего я изучаю геном человека. А этот? Этот слишком мал, чтобы происходить от человека.
— Как это — мал?
До полуночи Коэн корпел над лэптопом Шарлотты Хеннеси и отобрал девять файлов с ключевой информацией. Зив сбросила их на флэшку, сейчас торчавшую из USB-порта включенного «Макинтоша» Фридмана. Все девять файлов были открыты в маленьких окнах на рабочем столе огромного профессорского плазменного монитора.
Фридман кликнул на нижней закладке, и файл с данными развернулся на весь экран.
— Вот, смотрите, — принялся объяснять Фридман, указывая на различные комбинации и последовательности А, С, G и Т — каждой букве соответствовал свой цвет.
Над ними тянулись серии непрерывных вертикальных линий разной толщины, напоминающие штрих-коды, убегавшие в бесконечность.
— Вы в курсе, сколько пар оснований предполагается в геноме человека?
Вопрос был риторическим. Аарон Коэн являлся блестящим исследователем и мог с легкостью начать вторую карьеру в лаборатории Фридмана.
— Три миллиарда.
— Ну а что мы видим здесь?
На мониторе, рядом с ячейкой, помеченной «Пары оснований», стояла цифра «298 825 111».
— Понимаю, это число кажется слишком малым. Но что, если это на самом деле взято у человека?
— Быть такого не может, равви. Уверяю вас. Взгляните-ка…
Костлявые плечи профессора заметно подрагивали от захлестывавшего его раздражения, когда он вывел и развернул на весь экран еще одно активное окно. Чувствуя себя доктором, чей пациент отказывается поверить тривиальному диагнозу, он сказал:
— Вот, равви, взгляните своими прекрасными глазами, глазами ученого. А мистицизм оставьте за дверью.
Фридман показал на экран, где отмаркированные флуоресцентной краской хромосомы экстрагировали из ядра клетки.
— Если это происходило на самом деле… — Он вновь покачал головой. — Мне все это кажется научной фантастикой. Смотрите, что здесь творится.
Он помедлил.
— Ага, вот сейчас. Видите? Вот эту пару хромосом?
Раввин подался к экрану:
— Вижу.
— Эти две хромосомы непрерывно замещают экстрагированный генетический материал. Перестраивают геном заново.
— А такое возможно?
— На Земле? Невозможно.
— Тогда как вы это объясните?
Профессор всплеснул руками.
— Компьютерное моделирование. Голливуд. Кто его знает? Мне больно говорить это вам, но, по- моему, вас одурачили.
Несмотря на его жесткий скептицизм, Коэн вовсе не был обескуражен. На самом деле он даже как будто остался доволен. Может, это профессора одурачили?
— А это имеет какое-то отношение к проекту гена Коэна? Может, кто-то дает вам пустые обещания? Или же вы просто проверяете меня?
— Я теоретизирую, — уклончиво ответил раввин.
На это сварливый гений выдавил из себя смешок.
— По-вашему, из увиденного никак не следует, что все это реально? — настаивал Коэн.
— Достаньте мне образчик. Тогда я вам скажу, реально это или нет и с какой планеты прилетело.
Коэн усмехнулся.
— Взгляните на другое изображение, — не унимался он. — То, на котором рядом две хромосомные диаграммы.
По счастью, система именования файлов у Шарлотты была описательная. Этот файл назывался «karytope.subjectA-hen-nesseyB.». И Зив не составило труда понять из атрибутов файла, что он открывался последним на лэптопе генетика.
