Леди с прииска 'Красная Лошадь'
Я все больше и больше увлекаюсь им. И не потому, что он… может, ты подскажешь мне точное слово? Как-то не хочется говорить о мужчине 'красивый'. Он, конечно, красив, кто спорит, когда он в полном блеске — а он всегда в полном блеске, — я бы даже тебя не решилась оставить с ним наедине, хоть ты и самая верная жена на свете. И держится он очень любезно. Но не в этом суть. Ты же знаешь, сила подлинного искусства — неразгаданная тайна. Но мы с тобой, дорогая Айрин, — не барышни-дебютантки, над нами искусство любезного обхождения не так уж и властно. Мне кажется, я вижу все уловки, к которым он прибегает, и могла бы, пожалуй, сама ему еще кое-что подсказать. Хотя вообще-то, конечно, манеры у него самые обворожительные. Но меня привлекает его ум. Ни с кем мне не было так интересно разговаривать, как с ним. Такое впечатление, что он знает все на свете, еще бы, ведь он прочел уйму книг, объехал, кажется, весь мир и так много всего повидал, даже чересчур, может быть. И водит знакомство с удивительными людьми. А какой у него голос, Айрин! Когда я его слышу, мне чудится, будто я в театре и надо было заплатить за вход, даже если на самом деле он сидит у меня в гостях.
Представляю, сколько глупостей я понаписала тебе в прошлом письме о докторе Барритце, иначе ты не ответила бы мне в таком легкомысленном — чтобы не сказать, неуважительном — тоне. Уверяю тебя, дорогая, в нем куда больше достоинства и серьезности (что совсем не исключает веселости и обаяния), чем в любом из наших общих знакомых. Вот и молодой Рейнор — помнишь, ты познакомилась с ним в Монтерее? — говорит, что доктор Барритц нравится не только женщинам, но и мужчинам, и все относятся к нему с почтением. Мало того, в его жизни есть какая-то тайна — кажется, он связан с людьми Блаватской в Северной Индии. В подробности Рейнор то ли не хочет, то ли не может вдаваться. По-моему, — только не смейся, пожалуйста, — доктор Барритц — что-то вроде мага. Ну разве не здорово? Обыкновенная, заурядная тайна не ценится в обществе так высоко, как сплетня, но тайна, восходящая к ужасным, темным делам, к потусторонним силам, — что может быть пикантнее? Вот и объяснение его загадочной власти надо мною: черная магия. В ней секрет его обаяния. Нет, серьезно — я вся дрожу, когда он устремляет на тебя свой бездонный взор (который я уже пыталась — безуспешно — тебе живописать).
Что если он обладает властью влюблять в себя? Жить! Ты не знаешь, как с этим у приспешников Блаватской? Или их сила действует только в Индии?
Странная история! Вчера вечером моя тетушка отправилась на танцы — балы устраивают в гостинице довольно часто, а я их не переношу, — и вдруг является мистер Барритц. Было непозволительно поздно, я думаю, он поговорил с тетушкой в бальной зале и узнал от нее, что я одна. А я как раз весь вечер ломала голову, каким бы образом выведать у него правду о его связях с сипайскими убийцами и вообще со всем этим черным делом, но едва он остановил на мне взгляд (ибо, мне очень стыдно, но я его впустила…), как я почувствовала себя совершенно беспомощной. Покраснела, затрепетала — ах, Айрин, Айрин, я безумно в него влюблена, а ты по себе знаешь, что это такое.
Ты только представь, я, гадкий утенок с прииска 'Красная Лошадь', дочь Бедолаги Джима (так во всяком случае говорят, но уж точно — его наследница), с единственной родственницей на всем белом свете — старой вздорной теткой, которая балует меня, как только может, я, у кого ничего нет, кроме миллиона долларов да мечты уехать в Париж, — я осмелилась влюбиться в Божество! Я готова рвать волосы от стыда — у тебя, конечно, дорогая.
Он догадывается о моих чувствах, я в этом убеждена, потому что он пробыл всего несколько минут, ничего особенного не сказал и, сославшись на неотложное дело, ушел. А сегодня я узнала (птичка на хвосте принесла, птичка с золотыми пуговицами), что от меня он прямиком отправился спать. Ну что ты на это скажешь? Не правда ли, примерное поведение?
Вчера явился балаболка Рейнор и столько всего наболтал, что я чуть с ума не сошла. Право, он неистощим на злословие — не успев распушить одну жертву, тут же принимается за другую; (Между прочим, он расспрашивал о тебе, и тут, по-моему, интерес его был вполне искренним.) Для мистера Рейнора не существует никаких правил игры; подобно самой Смерти (которая пожинала бы с его помощью щедрую жатву, будь злой язык способен убивать), он не разбирает праздников и будней. Но я его люблю — мы ведь росли вместе на прииске 'Красная Лошадь'.
Его так и звали в ту пору — Балаболка, а меня… ах, Айрин, простишь ли ты мне это? — у меня было прозвище Дерюжка. Бог знает, почему меня так прозвали. Может быть, потому что я носила передники из мешковины. Мы с Балаболкой были неразлучные друзья, старатели так про нас и говорили: Балаболка с Дерюжкой.
Потом к нам присоединился третий пасынок Судьбы. Подобно великому Гаррику, которого никак не могли поделить между собой Трагедия и Комедия, он был предметом нескончаемого раздора между Холодом и Голодом. Жизнь его часто висела, можно сказать, на волоске, на одной лямке, как его штаны, поддерживаемая лишь случайным куском, не насыщавшим, но не дававшим умереть с голоду. Скудное пропитание для себя и своей престарелой мамаши он добывал, роясь на куче отвалов, — старатели дозволяли ему подбирать куски руды, которые ускользнули от их внимания. Он складывал их в мешок и сдавал на дробилку Синдиката. Наша фирма стала именоваться 'Дерюжка, Балаболка и Оборвыш', я же сама его и пригласила, ведь я всю жизнь преклоняюсь перед мужской доблестью и сноровкой, а он проявил эти качества, отстаивая в поединке с Балаболкой исконное право сильного обижать беззащитную незнакомку, то есть меня же. Потом старый Бедолага Джим напал на золотую жилу, и я надела башмаки и пошла в школу, Балаболка, чтобы не отстать, начал умываться по утрам и со временем превратился в Джека Рейнора из компании 'Уэллс, Фарго и K°', старая миссис Барт отправилась к праотцам, а Оборвыш уехал в Сан-Хуан-Смит, устроился возчиком дилижанса и был убит на дороге при нападении бандитов. Ну и так далее.
Почему я рассказываю тебе все это? Потому что на душе у меня тяжело. Потому что я бреду Долиной Уничижения. Потому что ежесекундно заставляю себя сознавать, что недостойна развязать шнурки на ботинках доктора Барритца. Потому что, представь себе, в нашей гостинице остановился кузен Оборвыша! Я с ним еще не разговаривала, да мы почти и не были знакомы. Но как ты думаешь, вдруг он меня узнал? Умоляю, напиши откровенно, как ты считаешь? Он ведь не мог меня узнать, правда? Или по-твоему, ему и без того все обо мне известно, потому он и ушел вчера, увидев, как я вся дрожу и краснею под его взглядом? Но не могу же я купить всех газетчиков, и пусть меня вышвырнут из хорошего общества прямо в море, я не отрекусь от старых знакомых, которые были добры к Дерюжке на прииске 'Красная Лошадь'. Как видишь, прошлое нет-нет да и постучится в мою дверь. Ты знаешь, прежде оно меня ничуть не беспокоило, но теперь… теперь все иначе. Джек Рейнор ему ничего не расскажет, в этом я уверена. Он, похоже, питает к нему такое почтение, что слово вымолвить боится, как, впрочем, и я сама. Ах, дорогая, почему у меня ничего нет, кроме миллиона долларов?! Будь Джек на три дюйма выше ростом, я, не раздумывая, вышла бы за него, вернулась в 'Красную Лошадь' и ходила бы в дерюге до скончания моих горестных дней.
Вчера был удивительно красивый закат, но расскажу тебе все по порядку. Я убежала от тетушки и ото всех и в одиночестве гуляла по берегу. Надеюсь, ты поверишь мне, насмешница, что я не выглядывала его украдкой на берегу, прежде чем выйти самой. Как скромная и порядочная женщина ты не можешь в этом усомниться. Погуляв немного, я села на песок, раскрыла зонтик и стала любоваться морем, и в это время подошел он. Был отлив, и он шагал у самой кромки воды по мокрому песку — наступит, а песок у него под ногой так и светится, честное слово. Приблизившись ко мне, он остановился, приподнял шляпу и сказал:
— Мисс Демент, вы позволите мне сесть рядом с вами, или мы вместе продолжим прогулку?
Мысль о том, что меня может не прельстить ни то, ни другое, даже не пришла ему в голову. Представляешь, какая самоуверенность. Самоуверенность? Дорогая моя, просто нахальство, и больше ничего! И думаешь, простушка из 'Красной Лошади' оскорбилась? Ничуть. Запинаясь, с колотящимся