'Поелику волею Божией всякая плоть заключает в себе дух и посему обладает духовной силой, также и дух наделен плотскою силой, даже когда он покинул плоть и обитает наособицу, доказательством чему служат многие злодейства, совершаемые привидениями и лемурами. Иные полагают даже, что злой дух не в одном человеческом, но и в зверином облике обитать может, и…'
Чтение прервал громкий удар, потрясший весь дом, словно упало что-то тяжелое. Врач отбросил книгу, выбежал из комнаты и ринулся вверх по лестнице в спальню Флеминга. Он толкнул дверь, но она, вопреки его указанию, была заперта. Он налег на нее плечом с такой силой, что она распахнулась. На полу рядом с измятой постелью в ночной пижаме лежал Флеминг и корчился в последних судорогах.
Доктор приподнял голову умирающего и увидел рану на шее. — Я обязан был это предвидеть, — сказал он вслух, полагая, что Флеминг наложил на себя руки.
Посмертное же обследование обнаружило явственные следы звериных клыков, разорвавших яремную вену.
Но зверя-то никакого не было…
Средний палец правой ноги
1
Ни для кого не секрет, что в старом доме Мэнтона водятся призраки. Ни один непредвзятый человек, живет ли он в соседнем селении или даже в городе Маршалле, удаленном от дома на целую милю, не позволит себе в этом усомниться. Недоверие — удел лишь тех упрямцев, которых обязательно окрестят 'сумасбродами', как только это меткое словцо проникнет на высокоинтеллектуальные страницы маршаллской 'Эдванс'. О том, что в доме обитают привидения, свидетельствуют, во-первых, беспристрастные очевидцы, во-вторых, и, может быть, красноречивее всего — сам дом. Свидетельством первых, разумеется, можно пренебречь по одной из тысячи разнообразных причин, на которые так скор наш изобретательный разум, но с тем, что так зримо и материально, не поспоришь.
Едва ли рассудительные люди решатся отрицать, например, тот факт, что вот уже десять лет в доме Мэнтона не живет ни единая живая душа, вследствие чего и главное здание, и служебные постройки медленно, но неуклонно приходят в упадок. Дом стоит на вырубке немного в стороне от дороги между Маршаллом и Харристоном, в самой глухой ее части. Когда-то здесь была ферма, на что указывают догнивающие обломки забора. Давно не ведавшая плуга каменистая земля заросла куманикой. Дом еще в сравнительно приличном состоянии, хотя изрядно разукрашен непогодой и крайне нуждается в услугах стекольщика подрастающее мужское поколение таким своеобразным способом выразило неодобрение этому жилищу без жильцов. Дом — двухэтажный, почти квадратный, единственный вход — с фасада. По обеим сторонам от входной двери — окна, забитые досками до самого верха. Над ними еще два точно таких же окна, только уже ничем не защищенные и служащие лишь для того, чтобы пропускать свет и дождь в комнаты второго этажа. Повсюду буйные заросли травы и бурьяна; несколько деревьев, посаженных когда- то для защиты от солнца, из-за постоянных ветров выросли кривобокими — кажется, что они пытаются убежать. В общем, как сострили как-то в 'Эдванс', 'предположение, что дом Мэнтона населен привидениями — единственный логичный вывод, который можно построить на данном фундаменте'. То обстоятельство, что именно здесь однажды ночью около десяти лет назад мистер Мэнтон счел нужным перерезать горло своей жене и двум маленьким детям, — после чего поспешно перебрался в другой конец страны, — несомненно, также способствовало формированию у местных жителей представления о том, что это место как нельзя лучше подходит для всяких таинственных явлений.
Вот к этому-то дому и подъехали однажды летним вечером четверо мужчин в экипаже. Трое быстро вылезли, и тот, кто правил, привязал лошадей к единственному уцелевшему столбу забора. Четвертый не сдвинулся с места.
— Идемте, — позвал один из его спутников, подходя к нему, в то время как двое других уже шагали к дому, — приехали.
Тот, к кому обратились, даже не шевельнулся.
— Проклятье, — хрипло проговорил он наконец, — все это, конечно, не случайность, и, сдается, вы тоже приложили к этому руку.
— Может, и так, — отвечал провожатый, глядя ему прямо в глаза с нескрываемым презрением. — Но, как вы помните, выбор места был с вашего согласия оставлен за другой стороной. Разумеется, если вы боитесь привидений…
— Я ничего не боюсь, — резко оборвал мужчина, снова выругался и спрыгнул на землю.
Вскоре они догнали остальных. К этому моменту один из тех двоих, что подошли к дому первыми, уже отпер входную дверь. Это было отнюдь не просто и замок, и петли основательно проржавели. Все вошли. Внутри было совсем темно, но тот, кто открыл дверь, достал из кармана свечу и чиркнул спичкой. Затем он распахнул дверь, расположенную справа от входа, и они оказались в большой квадратной комнате. Чтобы осветить ее, одной свечи было, конечно, недостаточно. Толстый слой пыли, покрывающий пол, заглушал шаги. Со стен и с потолка свисала паутина, похожая на гниющее кружево. От движения и дыхания вошедших она пришла в волнообразное колебание. На смежных стенах было по окну, но ничего, кроме внутренней шершавой поверхности досок, находящихся в нескольких дюймах от стекол, разглядеть в них было невозможно. В комнате не было ни камина, ни мебели — ничего, кроме паутины и пыли. Вошедшие были единственными объектами, не считая стен, перекрытий и прочих несущих конструкций.
В тусклом мерцании свечи все четверо выглядели довольно причудливо. Особенно выделялся тот, кто вылез последним и с нескрываемой неохотой, пожалуй, его внешность можно было бы даже назвать необыкновенной. Это был крепко сложенный человек средних лет, с широкой грудью и мощными плечами. Беглого взгляда на его фигуру было достаточно, чтобы понять, что сила у него исполинская, а поглядев на его лицо, нельзя было не заподозрить, что он не стесняется пускать ее в ход. Ни бороды, ни усов у него не было, седые волосы пострижены 'ежиком'. Низкий лоб пересекали морщины, над глазами лежавшие горизонтально, над носом — вертикально. Густые черные брови следовали тому же закону, лишь в последний момент загибаясь вверх — в противном случае их встреча была бы неизбежной. Глубоко посаженные глаза были неопределенного цвета, но определенно очень маленькие. Выражение их было не слишком приятным, что лишь усугублялось жестоким ртом и тяжелой нижней челюстью. Нос был как нос, да и что можно ждать от носа? Но общее впечатление создавалось отталкивающее и даже зловещее, чему способствовала и неестественная бледность.
Трое других выглядели вполне заурядно — такие лица видишь и тут же забываешь. Они были явно моложе того, чью внешность мы только что описали. Отношения между ним и самым старшим из этих троих (он стоял немного поодаль) были явно не самые добрые. Они даже избегали смотреть друг на друга.
— Джентльмены, — нарушил молчание человек, державший свечу и ключ, — я полагаю, можно начинать. Вы готовы, мистер Россер?
Тот, кто стоял чуть в стороне, кивнул и улыбнулся.
— А вы, мистер Гроссмит?
Великан кивнул и нахмурился.
— Извольте снять верхнюю одежду.
Вскоре их шляпы, сюртуки, жилеты и галстуки полетели в коридор. Человек со свечой дал знак, и тот, кто предлагал Гроссмиту покинуть экипаж, извлек из кармана, а затем и из кожаных ножен два охотничьих ножа, длинных и смертоносных на вид.
— Они совершенно одинаковы, — сказал он, продемонстрировав ножи обоим дуэлянтам; к этому моменту и самый недогадливый наблюдатель, наверное, не сомневался бы в характере описываемой встречи. С минуты на минуту здесь должна была состояться дуэль 'насмерть'.
Каждый из соперников взял нож, критически осмотрел его, поднеся поближе к свече, а затем проверил прочность лезвия и рукояти о поднятое колено. Потом их обыскали;, каждого — секундант его
