отстоявшими Каир от натиска монгольских орд Чингисхана и Тамерлана. Другие отзывались и отзываются о них как об агрессивных удельных князьках, погрязших в междоусобицах и имевших выраженную склонность к содомии. Так или иначе, они правили в Каире почти три столетия, причем их правление сопровождалось беспрерывной борьбой за власть, казнями и убийствами. При этом они покровительствовали искусству, построили в городе новые мечети и минареты (зачастую — над мавзолеями и гробницами прежних правителей). Также именно в эпоху мамлюков знаменитые Города мертвых превратились в те обширные кладбища, которые можно увидеть в Каире сегодня.
Поздние историки зачастую характеризуют мамлюков как правителей, запомнившихся лишь своими «излишествами». Десмонд Стюарт, анализируя роль мамлюков в истории Египта, приходит к следующему выводу:
Мамлюкская система управления была иррациональной и даже абсурдной. Такое возможно только единожды и никогда не повторяется. Если отвлечься от жестокостей и других колоритных деталей эпохи, эра мамлюков была столь же бессмысленной, как история Шотландии до объединения с Англией — череда дворцовых переворотов, значимых исключительно для тех, кто был в них замешан, но абсолютно ничтожных по результатам с исторической точки зрения.
Стюарт словно вторит другому историку, Стэнли Лэн-Пулу, который в 1893 году назвал мамлюков «бандой беспринципных искателей приключений, рабов по происхождению и мясников по призванию, кровожадных авантюристов, не терпевших подчинения и испытывавших врожденную тягу к предательству». Тем не менее Лэн-Пул отдает должное архитектурному наследию мамлюков:
Эти рабские цари отличались отменным художественным вкусом, который сделал бы честь любому цивилизованному правителю современного мира… Они не ведали морали, предавались буйствам и были неразборчивы в средствах, однако в зданиях, ими построенных, ощущается изысканность, какой не найти в западных странах.
Мамлюкскую систему управления создавали те немногие баловни фортуны, которым удавалось выдвинуться. Обычно мальчишек покупали на турецких невольничьих рынках, привозили в Каир и начинали обучать ремеслу солдата. Если кому-то из них случалось привлечь внимание султана (и проявить достаточно жестокости), такого воина ожидало повышение — вплоть до чина эмира, то есть офицера. Султаном же, как правило, становился самый жестокий, самый хитрый и изворотливый среди эмиров. А тех, кто не сумел выдвинуться из низов, после оговоренного срока службы увольняли и отправляли восвояси.
Венецианский купец Эммануэль Пилоти, поселившийся в Каире в 1400 году, писал, что во дворце султана в Цитадели не менее 6000 тысяч юных невольников, готовящихся к воинской службе. По его словам, более всего ценились «юноши из Тартарии», за которых были готовы платить по 140 дукатов; затем, по нисходящей, шли черкесы, греки, славяне и албанцы. Пилоти писал:
В Турции есть купцы-язычники, не имеющие иного занятия, кроме торговли молодыми рабами подходящего возраста и доставки купленных султаном рабов в Каир. Когда у них набирается сотня или две сотни душ на продажу, они везут несчастных в Галлиполи и сажают на корабль… Когда рабов привозят в Каир, султан отправляет их встречать опытных оценщиков, способных с одного взгляда определить пригодность мальчиков к воинской службе.
Именно из таких наблюдений и складывалась репутация мамлюков в «цивилизованном мире». В 1896 году викторианский джентльмен сэр Уильям Мюир рассуждал о «темном прошлом, с которым мы вынуждены мириться». Французский путешественник Вольней в 1780-е годы выразился более прямо: «Прежде всего они были привержены тому постыдному пороку, который с незапамятных времен считался уделом греков и татар. Таков был первый урок, который эти юноши усваивали от своих наставников». Десмонд Стюарт заключает: «Педерастии они предавались открыто, словно пародируя платоновские идеи о любви мужчины к мужчине, которой восхищался великий философ». Как бы то ни было, все несчетные грехи мамлюков не должны заслонять от нас тот вклад, который «рабские цари» внесли в формирование облика города. Тот же Пилоти не только описывает жизнь рабов, но и восхваляет мамлюкский Каир, «величайший город на земле», а Ибн Баттута, арабский путешественник, в 1345 году пишет не о политике, но о «матери городов… изобилующей различными зданиями, непревзойденной в красоте и величии».
Города мертвых
Когда мы говорим о памятниках эпохи мамлюков, первыми на ум приходят Города мертвых. Эти грандиозные кладбища, раскинувшиеся к северу и югу от Цитадели, вместили тысячи захоронений — и огромных мавзолеев, и простых каменных надгробий с двумя вертикальными столбиками в изголовье и в изножье. Многие могилы представляют собой приземистые гробницы, этакие посмертные жилища в две комнаты. Карафа, иначе Южное кладбище, тянется от Цитадели к Фустату и является старейшим из двух некрополей: первые захоронения на нем датируются временами до мамлюков. И Шагарат аль-Дурр, и имам аль-Шафии похоронены на окраине Карафы. Что касается Северного (или Восточного) кладбища, иначе Карафат аль-Шаркирийя, его разбили именно мамлюки. До того, как здесь появился некрополь, на этом месте находился царский ипподром, а самые ранние захоронения датируются серединой XIV века.
Строительство гробниц над могилами — древняя египетская традиция, предположительно восходящая к эпохе фараонов. Гробницы в Городах мертвых суть архитектурные наследницы пирамид и мастаб; некрополи в Саккаре и Гизе — предшественники средневековых кладбищ. Фактически лишь несколько столетий разделяют последние захоронения в Саккаре и самые ранние в Городах мертвых. При этом гробницы над могилами строили не только мусульмане: на коптском кладбище в Старом Каире также немало «улиц» с «погребальными домами».
Мамлюки восприняли древнюю традицию и усугубили ее своими тюркскими обычаями, требовавшими строительства мавзолеев (Тадж-Махал, знаменитейший в мире мавзолей, построен индийским правителем тюркского происхождения). Как правило, умершего хоронили в Городах мертвых под полом одной из комнат гробницы, клали тело, не заворачивая в саван, на бок, лицом к Мекке; возможно, это также переосмысление древнего обряда: египтяне хоронили покойников на боку, лицом на восток, к восходящему солнцу.
Вскоре после основания кладбищ живые стали приходить сюда, чтобы поселиться рядом с мертвыми. Сегодня число живых в Городах мертвых значительно превышает число покойников: по приблизительной оценке, в Городах мертвых проживают около 300 000 человек. Первые насельники появились здесь еще в Средние века, однако резким всплеском численности населения Города мертвых обязаны арабо-израильской войне 1967 года, когда сюда хлынул поток беженцев из окрестностей Суэцкого канала.
Хотя эти районы считаются одними из беднейших в Каире, тут на самом деле все не так уж плохо, а некоторые общины даже ухитрились провести на кладбища водопровод и канализацию. Сотни лет обитания привели к тому, что отдельные части кладбищ практически неотличимы от городских кварталов — те же невысокие дома, те же магазинчики вдоль пыльных улиц. Зачастую эти дома выступают как продолжения кладбищенских стен, заслоняющих могилы от любопытных взглядов. Но дома стоят далеко не везде, во многих местах люди живут прямо в старинных гробницах, что тянутся ряд за рядом на протяжении нескольких миль. В лабиринте дорожек и проходов между могилами чрезвычайно легко заблудиться. По счастью, тем, кто очутился в столь незавидном положении, всегда готовы помочь за небольшой бакшиш местные мальчишки, которые появляются словно ниоткуда, стоит вам понять, что вы заплутали.
С кладбищами связаны и другие обычаи, тоже восходящие к древности. У египтян заведено устраивать в семейных гробницах своеобразные пикники, а близ могил святых нередко устраиваются шумные маулиды. Балиан, герой «Арабского кошмара», в 1486 году по воле автора романа заметил:
