Предупрежден — значит вооружен. Сразу после звонка Коулмана Гарри поручил своим службам искать то, чем можно было подцепить Пейна. Он когда-то проигнорировал попытки Пейна «договориться» с ним и быстро забыл о том эпизоде в своей жизни. Как оказалось, зря. Не надо было выпускать Пейна из виду. Что ж, этот небольшой просчет он мигом исправит. Мартин Торнтон его никогда не подводил.
Гарри догадывался, что Саманта прекратила общение с музыкантами, хотя разговор об этом ни разу не заходил. Хорошо, что ему удалось вовремя оборвать их знакомство, что Коулман оказался понятливым малым. Гарри понятия не имел, что тот сказал Саманте напоследок, но все чаще замечал, что его дочь печальна. Порой она замирала на месте и в ее глазах проглядывала затаенная боль. Он начал задумываться, а не было ли чувство Саманты к ее новому приятелю более глубоким, чем он подумал. Что, если его дочь пала жертвой чар музыканта? Не хитро в него влюбиться. Видный мужчина, с довольно приятной наружностью, если судить по фотографиям. Такие мысли все чаще посещали его, и радости оттого, что ему удалось добиться своего, Гарри почти не испытывал.
Благодаря своевременному звонку Коулмана Гарри неплохо подготовился к разговору с Пейном. Торнтон поработал на славу. Холлиуэл с огромным нетерпением ожидал, когда Дуглас Пейн соизволит объявиться с разоблачениями. Он был уверен, что тот сначала попытается выторговать у него что-либо и только после этого перейдет к крайним мерам — таким, как предание гласности тех сведений, которые ему удастся раздобыть. Время показало, что Гарри правильно все рассчитал.
Когда Дуглас Пейн наконец позвонил ему в надежде захватить врасплох, Гарри не выказал ни малейшего удивления по поводу неожиданного звонка. Когда же среди сладких речей Пейн как бы невзначай намекнул Холлиуэлу на «темное прошлое» дочери, побывавшей в довольно юном возрасте в полицейском участке, в «обезьяннике», сведения о чем непонятно почему испарились из полицейских отчетов, Гарри нисколько не смутился. Не перебивая, он выслушал собеседника, а когда тот закончил обличительные речи, спокойно посоветовал ему забыть об этом. Пейн недоуменно воскликнул:
— Холлиуэл, ты, похоже, не до конца понял, о чем я тут тебе твердил!
— Нет, Пейн, — перебил его Гарри, — это ты, кажется, чего-то не понимаешь. Да журналисты не обратят на твою не подтвержденную документами, с позволения сказать, сенсацию никакого внимания, если одновременно пройдет слух о некоем бизнесмене, очень любящем маленьких мальчиков. Поверь мне, доказательства тому быстро найдутся и их будет явно больше, чем имеется у тебя на мою дочь. А уж если в прессу просочится информация, что сынок этого магната не раз и не два лечился от болезненного пристрастия к сильнодействующим препаратам, тут ему будет не до чужих прегрешений.
— Ты блефуешь, — просипел пораженный Пейн. — У тебя нет доказательств.
— Хочешь проверить?
После долгой паузы Пейн был вынужден сдаться. Как ни обидно, но на этот раз Холлиуэл обставил его.
В тот же вечер Гарри решил поговорить с Самантой по душам. Ему все меньше нравилось ее мрачное меланхоличное настроение. Свой разговор он начал издалека.
— Знаешь, Саманта, должен признать, я ошибался, когда предлагал тебе рассмотреть кандидатуру Пола. Он не станет подходящим спутником жизни.
Саманта удивленно посмотрела на отца, не понимая, к чему тот затеял столь неожиданный разговор. Она осторожно поинтересовалась:
— На это есть веские причины?
— Нет. Просто забудь, что я тебе советовал обратить на Барнса внимание. Я много думал. Мне кажется, в вопросах замужества следует больше руководствоваться своими предпочтениями, нежели пожеланиями других людей, даже таких близких, как отец или мать. Родители иногда могут ошибаться, а сердце не ошибается никогда.
Саманта какое-то время изумленно взирала на отца. Такой Гарри был ей незнаком, такому Гарри она бы не смогла лгать. После недолгой паузы она призналась:
— Знаешь, даже если бы ты продолжал настаивать, я бы не смогла подчиниться. Поначалу мне было все равно, и, быть может, я последовала бы твоему совету, вышла за него, но слишком многое изменилось за последнее время.
Гарри пристально посмотрел на дочь, словно думал, стоит ли произносить следующую фразу.
— Дело в Коулмане? — решился он.
Саманта, пораженная догадкой отца, замешкалась с ответом. Она и сама не могла четко определить, когда ей стала противна мысль о Барнсе. После слов отца она была вынуждена признать, что тот правильно определил тому причину.
— Почему ты так решил? — Саманта все же сделала попытку увильнуть от немедленного ответа.
— Просто, как только он появился в твоей жизни, ты стала вести себя по-другому, — объяснил он.
— Разве мое поведение изменилось? — удивилась Саманта. Ей и в голову не приходило, что окружающие могли заметить ее внутренние метания. Она всегда старалась держать свои эмоции в себе и думала, что ей это прекрасно удавалось.
— Не бойся, — правильно понял ее взволнованный тон отец и поспешил ее успокоить: — Совсем не заметно. Просто ты стала другой. Кто хуже тебя знает, может, и не заметит. Быть может, я мало уделял тебе внимания, но, надеюсь, я не из тех отцов, кто пренебрегает детьми и ничего не знает о них. Хоть мы и мало проводим времени вместе, я всегда старался быть внимательным к тебе.
Саманта молча кивала, соглашаясь с ним, он действительно дал ей больше, чем любой другой отец в подобных обстоятельствах. Не его вина, что времени на семью у него оставалось совсем немного.
— Да, ты изменилась, — продолжал он тем временем. — Нет, не внешне. Внутри тебя словно зажегся яркий свет, какое-то внутреннее сияние. Движения стали более порывистыми. Ты словно вышла из спячки, словно мою взрослую дочь неожиданно подменили озорной девчонкой.
— Крошка Сэм, — пробормотала Саманта себе под нос, улыбнувшись.
— Что? — не расслышал отец. Саманта покачала головой, показывая, что не следует придавать значения ее бормотанию, и он продолжил: — Сначала меня испугали такие перемены. Но потом я внезапно понял — такая ты и должна быть. Не знаю, произошло это из-за Коулмана или по каким-то другим причинам, но факт налицо. Перемены начались после выхода той статьи. Должен признаться, такая ты мне нравишься больше. Не удивляйся, дочка. Я вовсе не законченный сухарь. Так я прав? Коулман действительно тебе нравится?
Он с приветливым выражением лица ждал ответа. Саманта не знала, как реагировать на такие перемены в их отношениях. Такой близости и такого откровения с отцом она была лишена, а оказалось, что напрасно. Давным-давно надо было поговорить по душам. Она не знала отца, совсем не знала. Принимала его за другого человека. Как, собственно, и он ее.
— Все дело в том, что он мне симпатичен, — решилась наконец она. — Как человек. Он не преступник, не лицемер, не нарушает законы, не уклоняется от уплаты налогов, не преступает границы нравственности. Так почему мы не можем с ним общаться? Что в этом такого исключительного? То, что он поет со сцены свои песни, не означает, что он никчемный человек. А ведь после пресс-конференции ты дал ему именно такую характеристику. И был неправ.
Она ждала ответа, ждала, что отец не согласится с ней и начнет спорить, но Гарри молчал.
— Наоборот, я уверена, он исключительный человек. Да, он, как ты говоришь, творческая личность. Но это вовсе не подразумевает отрицательную характеристику. Может, наоборот, это мы неправильно воспринимаем свое предназначение, и человек пришел в этот мир, чтобы творить, чтобы дарить другим частичку себя.
Гарри выслушал ее, не прерывая, и задал один-единственный вопрос:
— Ты намерена продолжать с ним встречаться?
В его тоне Саманта не слышала возмущения или осуждения, просто любопытство и беспокойство за нее. Как бы ей хотелось ответить утвердительно, но, увы, это было не в ее силах. Она не могла и солгать отцу, заявив, что потеряла к Джейсону всякий интерес. Все-таки он имеет право знать правду.
— Нет, и знаешь почему? Мне он интересен не только как человек.
— Так в чем причина? Если он тебе небезразличен, какие могут быть препятствия? Как мы выяснили,
