это или вопль отчаяния.
– Но зачем Дужэю нужна стена?
– Мы хотим ее расписать. – Джанелль еще раз обдумала эту идею. – Ну, расписать, наверное, не самое подходящее слово… мы просто будем на ней рисовать. Дужэй говорит, что мы должны мыслить с большим размахом, а единственный способ сделать это – начать работать на просторных поверхностях. Единственное, что достаточно велико для этой цели, – это стена.
Ага, конечно…
– Ясно. – Сэйтан взглянул на комнату, обставленную с таким вкусом, и вздохнул. – Что ж, в Зале полно пустых помещений. Можете выбрать себе любое в том же самом крыле, где и ваша комната отдыха.
Джанелль нахмурилась:
– Но у нас нет комнаты отдыха!
Сэйтан дернул ее за косичку.
– Ты бы так не сказала, если бы побывала хоть раз в комнате прямо под ней, пока вы там заняты… не знаю даже чем.
Джанелль одарила его веселым взглядом:
– Спасибо, папа. – Она чмокнула Повелителя в щеку и спрыгнула с дивана.
Сэйтан схватил ее за комбинезон и снова усадил на место.
– Не переживай, Дужэй может немного подождать. У лорда Мегстрома есть несколько вопросов.
В ее глазах вновь вспыхнул холодный огонь, но Джанелль покорно уселась рядом с отцом на диване, чинно сложив руки на коленях, и одарила двоих мужчин взглядом исполненным вежливой нетерпеливости.
Сэйтан кивнул старшему лорду.
Тот немного расслабился и, спокойно опустив руки на подлокотники кресла, непринужденно улыбнулся Джанелль.
– Скажите, Леди Анжеллин, живопись – ваше любимое занятие? – вежливо поинтересовался он. – Видите ли, у меня есть внучка примерно ваших лет, и она обожает «пачкать пальцы красками», по ее выражению.
При упоминании внучки Джанелль с новым интересом взглянула на лорда Мегстрома.
– Да, мне очень нравится рисовать, но музыку я люблю гораздо больше, – ответила она, поразмыслив немного. – И гораздо больше, чем математику. – Девушка сморщила нос. – С другой стороны, что угодно покажется лучше математики.
– Да, должен признать, Амора относится к этой науке с тем же пренебрежением, – серьезно отозвался лорд Мегстром, однако его голубые глаза озорно сверкнули.
Джанелль усмехнулась:
– В самом деле? Значит, это очень разумная ведьма.
– А какие еще предметы вам нравятся?
– Например, учиться садоводству, узнавать все о растениях… Еще я очень люблю целительство и верховую езду… И языки. О, и танцы тоже! Танцы – замечательное занятие, не находите? И разумеется, есть еще Ремесло, но это не совсем урок, верно?
– Не совсем урок? – Лорд Мегстром, казалось, был искренне поражен, однако взял еще одну чашку кофе. – Наверное, с таким количеством необходимых предметов у вас не хватает времени на светскую жизнь и общение, – медленно произнес он.
Джанелль нахмурилась и вопросительно взглянула на Сэйтана.
– Полагаю, лорд Мегстром имеет в виду балы и другие светские мероприятия, – осторожно намекнул он.
Брови девушки сошлись на переносице.
– Но зачем нам куда-то выходить, если хочется потанцевать? Людей, умеющих играть на музыкальных инструментах, хватает и здесь, и мы танцуем, когда захотим. Кроме того, я обещала Моргане, что проведу несколько дней вместе с ней в Шэльте, когда у них будут празднество, посвященное сбору урожая. И семья Калуш пригласила меня отправиться вместе с ними в театр, и Габриэль…
– Дужэй, – неожиданно и напряженно произнес лорд Фриант. – Дужэй обучает вас живописи?
Сэйтан крепче сжал плечо Джанелль, но она небрежно пожала им, освободившись от хватки.
– Да, Дужэй учит меня рисовать, – произнесла девушка. Ее голос снова наполнился льдом.
– Дужэй давно мертв.
– Уже несколько веков.
Фриант поспешно поднес платок к губам.
– Вы обучаетесь живописи у демона?
– Он всего лишь умер, а не перестал быть художником!
– Но он же
Джанелль небрежно пожала плечами:
– Точно так же, как Чар или Тишьян и несколько других моих друзей. И боюсь, кого я считаю таковыми, вас совершенно не касается, лорд Фриант.
– «Не касается»! – взъярился лорд Фриант, брызгая слюной. – Это касается Темного Совета! Согласие Совета на предоставление прав опекуна столь юной девушки существу вроде Повелителя было жестом доверия…
– Существу вроде Повелителя?!
– …и поливать грязью чувства юной девушки, заставляя ее общаться с демонами…
– Он никогда ни к чему меня не принуждал.
– …и подчиняться его собственным похотливым желаниям…
Комната взорвалась.
Не было времени думать или пытаться защититься от ярости, по спирали поднимающейся из бездны.
Вытянув всю оставшуюся в Черных Камнях силу, Сэйтан рванулся вперед, вовремя схватив Джанелль, бросившуюся на лорда Фрианта. Дикие, исполненные ярости крики рвались из ее горла, когда она пыталась освободиться и добраться до Предводителя, потрясенно уставившегося на нее. Одно за другим разбивались окна, картины осыпались на пол, штукатурка трескалась по мере того, как ментальные молнии метались по комнате, обжигая и ломая, мебель разлетелась на куски.
Мрачно удерживая девушку в своих объятиях, Сэйтан, наплевав на комнату, удерживал щит вокруг обоих мужчин, превратившись в преграду между гневом Джанелль и их плотью. Она не пыталась причинить ему вред. Ужасающая, убийственная ирония. Она всего лишь пыталась преодолеть барьер, который он возвел между ней и Фриантом. Сэйтан открыл свой разум, намереваясь коснуться ее внутренних барьеров, заставить Джанелль ощутить боль, которую он испытывал… Однако препятствий не было. Только бездна и долгий полет, разбивающий разум.
«Прошу тебя, ведьмочка!
Она набросилась на него с пугающей скоростью, закутала черной дымкой и с бешеной скоростью вынесла его вверх на ступень Красного Камня, а затем повернулась и спустилась вниз, в свое уютное убежище – бездну.
Молчание.
Неподвижность.
Голова невыносимо болела. Язык еле ворочался. Рот наполнился кровью. Сэйтану казалось, что стоит ему шевельнуться, и тело разобьется на части. Но его разум остался нетронутым.
Она любила его. Она не стала бы намеренно причинять ему боль. Она любила его.
Обернув этой мыслью, как теплым, мягким одеялом, свое измученное сознание, Сэйтан отдался на милость забвению.
Лорда Мегстрома вернуло в сознание не слишком мягкое похлопывание по щекам. Проморгавшись, он наконец сфокусировал взгляд и увидел черное крыло и суровое, серьезное лицо.
