все хотят лишь потреблять. Но ведь эту схему можно применить не только к этносу, но и вообще к любой общности - классу или партии, если эта общность замкнута или поступление свежих людей мало в сравнении с описанными изменениями. И сроки будут другими! Русское дворянство за двести лет выродилось от «птенцов гнезда Петрова», берущих на абордаж корабли, «небывалое бывает», до князей Юсуповых, не способных сражаться даже за свой интерес. Так же и партия: от ленинской «железной когорты», через оппозиции, к хрущевщине. Это же был типичный «надлом», когда массы устали! Отчего Хрущев решил, что необходим тот доклад, а не «наследник дела Сталина»? И почему он сделал это не сразу, а лишь через три года? А он почувствовал желание масс, уставших жить в страхе. И объявил, что при нем никакого нового тридцать седьмого не будет. Объявил амнистию, по которой вышло еще и множество уголовных. Реорганизовал, вернее развалил, органы, на какое-то время оставив нас без разведки и госбезопасности. Зато сразу получил бешеную популярность среди народа и рядовых, да и не только, партийцев - они порвали бы любого, кто выступил против.
- Однако это его не спасло! - заметил Сталин. - Сбросили ведь его через шесть лет? Куда делась популярность?
- Именно за то, что он не завершил процесс. В верхах продолжил прежние метания: совнархозы вместо министерств, деление парторганов. И те же верхи решили, что им удобнее другой Первый, который будет более управляемым, стабильным. Подтвердив все гарантии, народ, по сути, и не заметил. И начался всех устраивающий «застой», когда все решалось как бы само собой, вот только за время застоя выросло и встало на посты поколение той самой, ни во что не верящей дряни. Ведь и такие персонажи, как Ющенко, Сукошвиль, шпротские правители, Туркменбаши, Ходорковский и даже Шамиль Басаев были какими-то там секретарями, комсомольскими или партийными! Субпассионарии - они тем и опасны, что цепляются к кому-то, как рыбы-прилипалы к корабельному днищу, и лезут наверх. Такой был цикл партии, девяносто лет.
- Предположим, - сказал Сталин. - Выводы?
- Гумилев ошибался. В сроках. Тысяча лет - это средний этнос среднего размера. Класс, партия - меньше: обрубок горит быстрее бревна. И процесс можно замедлить. Прежде всего, субпассионариев держать «в черном теле». Простите, но всеобщая демократия невозможна, потому что субпассионарии - это смертельная угроза, если им дозволяется что-то решать, на что-то влиять. Их на километр нельзя подпускать к власти. Только работать, где укажут, «кто не работает - тот не ест». Второе - открытость. Когда какая-то часть общества замыкается, «выгорание» в ней идет быстрее. И третье - общие потери. И тут снова Гумилев неточен: он говорил, что потери пассионариев в войну легко возобновимы, так как у них остаются дети, а женщины любят героев. Но вспомните Францию той войны и этой: лучшие были выбиты, а их потомки, кажется, еще в тридцать пятом вопили: «Лучше нас победят, чем снова Верден!» И четвертое - идея. Пассионарий силен в движении к цели. Ему нечего делать - в застой.
- Однако же гипотеза Гумилева пока ничем не подтверждена. - В руке Сталина откуда-то появилась трубка.
- Происхождение человека от обезьяны тоже так и не было прямо подтверждено фактами. Даже в конце двадцатого века.
- Вы что-то хотите добавить, товарищ Лазарев?
- Только дополнить. Про значение идеи. Слышал, еще в восьмидесятых говорили про некоторых: «настоящий коммунист». Как правило, они были там, где настоящее дело: строили БАМ, города и заводы в тайге. Или водили корабли в дальние походы. Но их было гораздо меньше в Москве и в Питере: не уживались такие в центральном аппарате.
- И какая должна быть идея? Достаточно ли просто усилить пропаганду?
- Нет. Идея должна отражать мир вокруг. И указывать в нем цель. И если идея отражает мир неправильно, она должна быть исправлена.
- Вы полагаете, что марксистская идея неправильна?
- Она была правильна на тот момент. А дальше - вопрос матросов к замполиту, отчего это там нет революции. Ответ вам сказать?
- Давайте, товарищ Лазарев, поправьте классиков коммунизма!
«Ох, ну сейчас я точно или на коне буду, или пятьдесят восьмую получу!»
- Согласно классикам, считалось, что у капитализма две стадии. Вторая, империализм, - последняя. Но вот какой мир описан в «Железной пяте» Джека Лондона. Ключевое слово - монополистический: весь мир, как одна сверхфабрика, правит им кучка олигархов, все прочие - никто, наемная рабсила. И коммунистическая революция там - всего лишь средство, чтобы уничтожить эту олигархию и пользоваться ее уже отлаженной машиной.
К этому шло у нас - кончилось Октябрем. К этому шло в Америке - до Депрессии. «Новый курс» Рузвельта породил, однако, третью стадию, «социальный» капитализм (по сути то, что позже назвали «шведским»). Налоги «на богатых», всякие соцмеры вроде оплачиваемых больничных и отпусков, но главное, чрезмерная монополия неуправляема и оттого просто экономически не выгодна. Какому-нибудь Форду оказалось дешевле не самому строить завод по выпуску, например, гаек и болтов, а объявить, что купит их, опять же условно, по доллару за штуку, и тут же найдется масса желающих их продать. «Средний класс» как бы получил новое развитие, став опорой порядка. Этот капитализм не имел преимуществ, но уже был устойчив; вот почему революции не произошло тогда.
А дальше началась четвертая стадия, именуемая глобализацией. Когда работают, по сути, негры, а белые люди становятся клерками, а не пролетариями. Причем «глобы», новые олигархи, гораздо жестче прежних: по Марксу, у рабочего нельзя отнять минимум, необходимый для проживания, и прежний «национальный» капиталист не станет доводить до взрыва, а «глобам» плевать на само выживание рабсилы, в тех странах она дешева, и им, сидящим, к примеру, в Нью-Йорке, глубоко безразличен бунт где- то в Малайзии. Ну и преимущества климата - теплые страны.
- Паршева вашего тоже прочел, - сказал Сталин. - Дальше?
- А дальше - все. Беда была в том, что про этот мир в марксизме-ленинизме ничего не говорилось. Поскольку его просто не было тогда. Были слова, сказанные классиками в ту эпоху. А нужны были те, что сказали бы они сейчас, увидев подобное.
- А сказали бы они вам, - Сталин прищурился, его трубка выпустила кольцо дыма, - что не четыре, а все же две. Просто напуганные Октябрем (как там Рузвельт сказал, «отдать часть, пока не отобрали все») откатились назад, с монополизма. А как мы ушли в глухую оборону, началось по новой. Причем «глобализм» - это подлинный империализм: не было во времена Джека Лондона ни такой связи, ни этих компьютеров. Правильно вы заметили, невозможно было управлять. И что из этого следует? То, что подлинная революция еще БУДЕТ, а Октябрь - это так, репетиция, разведка боем.
Он посмотрел на Большакова.
- А вы что же все молчите, товарищ…
- Так товарищи все уже хорошо сказали, - развел руками наш главдиверс, - разве только дополнить. Отчего-то у нас решено было, что сначала материально-техническую базу коммунизма построим, а после лишь людей воспитаем. Нельзя так! Одновременно надо, пользы будет много больше. Вы, товарищ Сталин, говорили: кадры решают все. Тогда с самого начала учитель должен быть первой самой профессией, самой уважаемой и ценимой - не железки делает, людей наших формирует! И нельзя категорически назначать в армию офице… командирами не служивших! Два года отслужил, хорошо показал себя - в училище. Если только не после суворовских и нахимовских - кадетов оттуда сразу можно брать. А прямо сейчас на фронте, после ранения, стараться хотя бы назад свои части возвращать. Точно известно, у кого хотите спросите: часть, где есть ядро «старичков», намного боеспособнее еще и оттого, что молодые там учатся куда быстрее. А то, слышал, бывает такое, что танкиста - в пехоту, артиллериста - в кавалерию. На войне ведь самое важное - это доверие личного состава командованию. Если его нет, то и выучка, и вооружение роли не сыграют. Дед у меня подо Ржевом воевал, слава богу, живой вернулся. Так он рассказывал про случаи, как в песне:
Меня после боя вызвали в отдел:
- Отчего в атаке с танком не сгорел?
- Вы не беспокойтесь, - я им говорю,
- В следущей атаке обязательно сгорю.
