напротив нее.
Странный, полыхающий блеск, разгоревшийся в его глазах, напугал женщину, однако она почувствовала, что это единственная возможность добиться своего. Если она отступится сейчас, он никогда ничего не признает. Поэтому Александра нарочито холодным и пренебрежительным тоном, который она приберегала специально для тех случаев, когда нужно было поставить зарвавшегося аристократа на место, произнесла:
— Что именно и как делает Королева, к теме нашей беседы не относится.
— Разумеется, поскольку Королева может делать все, что ей заблагорассудится, какими жестокими ни были бы ее поступки и сколько бы боли и вреда она ими ни причинила.
— Не искажайте мои слова! — рявкнула Александра, забыв обо всем на свете, за исключением одного: перед ней мужчина и он не имеет права обращаться с Королевой подобным образом.
— Приношу свои извинения, Леди. Поскольку вы сами все время старательно изворачиваетесь, попытаюсь не следовать вашему примеру.
Она позволила себе обдумать эти слова.
— Вы намеренно пытаетесь спровоцировать меня. Почему? Чтобы обрести возможность оправдать мою казнь?
— О, у меня уже есть все необходимые основания для казни, — лениво протянул Сэйтан. — Нет, все гораздо проще, чем кажется. Вы так сильно боитесь меня, что наша беседа может ни к чему вообще не привести. Если же вы будете злиться, по крайней мере, сможете говорить.
— В таком случае я требую, чтобы вы вернули мне моих внучек.
— У вас нет прав ни на одну из них.
— У меня есть все права!
— Вы забываете об одной простой вещи, Александра. Вильгельмине двадцать семь, Джанелль двадцать пять. Ведьма становится совершеннолетней в двадцать. Вы больше не можете за них решать, как им жить и что делать.
— Но и вы в таком случае тоже. Они должны решать, уйти им или оставаться.
— Они уже приняли это решение. И у меня есть гораздо больше влияния на их жизнь, нежели у вас. Вильгельмина подписала контракт с Верховным Князем Эбенового Риха. Он, в свою очередь, служит при Темном Дворе. Я же являюсь Советником. Поэтому придворная иерархия наделяет меня правом принимать решения относительно ее жизни.
— А что насчет Джанелль? Она тоже служит при этом Темном Дворе?
Сэйтан одарил ее странным взглядом:
— Вы действительно ничего не понимаете? Джанелль не служит здесь, Александра. Джанелль — Королева.
На мгновение уверенность, прозвучавшая в его голосе, едва не убедила ее.
Нет.
Однако его заявление вложило ей в руки оружие.
— Если Джанелль — Королева, у вас тем более нет никакого права управлять ее жизнью!
— У вас тоже.
Александра стиснула пальцами подлокотники кресла и скрипнула зубами.
— Совершеннолетние должны отвечать определенным условиям для признания их таковыми, и вы прекрасно знаете об этом! Если ребенок недееспособен в том или ином плане, ее семья сохраняет право заботиться о ее умственном и физическом благосостоянии и принимать решения от ее лица.
— А кто решает, дееспособен ребенок или нет? Семья, которая сохраняет контроль над ней? Как удобно. И не забывайте, что вы сейчас говорите о Королеве, чья ступень и статус превосходят ваши.
— Я ни о чем не забываю. И даже не пытайтесь поучать меня, — можно подумать, у вас есть хоть какое-то представление о том, что такое моральные принципы!
Глаза Сэйтана словно затянуло тонким льдом.
— Очень хорошо. В таком случае давайте рассмотрим ваши представления о морали. Скажите мне, Александра, каким образом вы оправдывали тот факт, что Джанелль морят голодом? Полагаю, это было очевидно даже для вас. Каким образом вы оправдывали следы от веревок на ее руках и ногах, синяки от побоев? Или вы всего-навсего отбрасывали эти вещи прочь, считая, что непокорному и буйному ребенку необходима дисциплина?
— Вы лжете! — крикнула Александра. — Я никогда не видела никаких доказательств жестокого обращения!
— Неужели вы просто отдали Джанелль в Брайарвуд и даже не утруждались тем, чтобы повидать девочку до того момента, пока не решили, наконец, забрать ее домой?
— Разумеется, я видела ее! — воскликнула Александра и замолчала. Боль, возникшая в груди, начала разрастаться, стоило ей вспомнить, как холодно, почти обвиняюще смотрела на них Джанелль, когда она и Леланд приезжали навестить ее. Настороженность и подозрение всегда были в ее глазах — по отношению не к чужим людям, а к ним! Она вспомнила, какую боль причинял каждый подобный взгляд и как тихо плакала Леланд, возвращаясь домой, когда доктор Карвей говорил им, что девочка слишком нестабильна, чтобы принимать посетителей. И вспомнила, как сама иногда чувствовала облегчение оттого, что Джанелль была надежно скрыта от всех знакомых, которые, по крайней мере, не узнают из первых рук о причудливых фантазиях девочки. — Я видела ее всегда, когда состояние Джанелль было достаточно стабильным, чтобы она могла принимать посетителей.
Сэйтан тихо зарычал.
— Вы сидите здесь и судите меня, но сами ничего не знаете о том, каково иметь дело с ребенком, который…
— Джанелль было семь лет, когда я впервые увидел ее.
На мгновение Александра не могла даже вдохнуть. Семь лет. Она могла с легкостью представить себе, как этот низкий, вкрадчивый голос опутывал наивного ребенка сетями лжи.
— Значит, когда она рассказывала истории о единорогах и драконах, вы их поощряли.
— Я поверил ей, да.
— Почему?
Его улыбка испугала Александру.
— Потому что они существуют.
Женщина покачала головой, не в силах говорить, слишком много чувств и мыслей нахлынули одновременно.
— Что потребуется, чтобы убедить вас в этом, Александра? Если один из единорогов пронзит вас своим рогом, вы по-прежнему будете считать его порождением слишком богатой фантазии?
— Вы могли бы провести кого угодно и заставить его поверить в то, что вам выгодно.
Его глаза вновь приобрели остекленевший вид и сонное выражение.
— Понятно. — Он поднялся на ноги. — Мне плевать, что вы думаете обо мне. Мне плевать, что вы думаете о чем бы то ни было. Но если я почувствую хоть один намек на беспокойство или печаль со стороны Вильгельмины или Джанелль из-за вас, я обрушу на вас всю мою силу. — Посмотрев на женщину холодным взглядом, Сэйтан продолжил: — Я не знаю, почему Джанелль в конце концов оказалась именно у вас. Я не знаю, почему Тьма решила поместить такой поразительный дух под опеку кого-то вроде вас. Вы не заслуживали ее. Вы не заслуживаете даже того, чтобы знать ее.
С этими словами он вышел из комнаты.
Александра еще долгое время сидела на месте.
Сплошные увертки и ложь. Он сказал, что Джанелль было семь лет, но сколько ей могло быть на самом деле, когда Повелитель начал нашептывать свои сладкие речи на ухо ребенку? Возможно, он даже создавал иллюзии единорогов и драконов, которые выглядели вполне убедительно. Может быть, беспокойство, которое Александра иногда испытывала, слушая Джанелль, было последствием тлетворного влияния этого чудовища, а не странностями самого ребенка?
Она не могла отрицать, что в Брайарвуде происходили страшные вещи. Но совершали ли те мужчины
