но он не протестовал, просто считал это своим уделом. Он принимал ношу и требовал еще, хватался за тяжеленные тюки и самую грязную работу: кровавые простыни в экскрементах и пропитанные рвотой подушки. Более того, жил счастливый, блаженный, наслаждался тем, от чего отказывались остальные; подарок Фрэнки, висевший на груди, был ему как церковный крест на соборе, подававший надежду и обеспечивающий духовную пищу на многие годы. Труд символизировал для него страсть. Любовь его возвысила.
В 'Сутере' работа оставляла место для размышлений, справиться с которыми было нелегко. Он часто возвращался мыслями к Фрэнки, звонил ей по три или четыре раза в день, рисовал ее профиль, царапал ее имя на руке, сочинял стихи. Десятки, сотни раз касался своей груди, нащупывая пальцами брелки — дары Фрэнки. Особые чувства вызывал полненький серебряный херувимчик — символ любви, метавший в его сердце стрелы. Терри постоянно теребил его, воображая игры с Фрэнки. Он загадывал желания и давал себе обеты. Погружался мыслями в мечты…
Однажды таким его застала Бренда. Ей с трудом удалось привлечь его внимание.
— Давай устроим перерыв, — предложила она. Но Терри ее не замечал.
— Терри?
— Что? — встрепенулся он.
— Давай сделаем перерыв.
Он поднял на нее глаза. — Нет необходимости.
— Ну же. Всем когда-то нужен перерыв. — Она взяла его за руку и, вытащив из-за конторки, повела в хранилище. Там закрыла дверь.
— Пинкетт интересовался тобой.
Терри ничего не сказал.
— Он хочет знать, что вообще происходит.
— С чем происходит?
Она пожала плечами, неуклюже разыгрывая роль посыльной.
— Пошел он к черту, — огрызнулся Терри.
— Да, знаешь… — она прикурила сигарету. — Мне нравится твой одеколон.
— Если ему что-то надо, пусть спросит у меня.
— Он боится. Мальчики вообще его пугают.
Терри это показалось смешным.
Бренда выпустила длинную струю дыма. — Почему, ты думаешь, он держит женщин наверху, а всех мужчин отправляет вниз? Тебя, Сэла, Бенни, Кои? С глаз долой, из сердца вон.
— Разве? Он любит женщин. Пожалуй, это единственное, что нас объединяет.
— Еще одеколон, — заметила она. — Он себя им обливает с головы до ног.
— Фрэнки тоже нравится, — ответил Терри. — А о чем спрашивал Пинкетт?
— Он хочет знать, почему ты всегда опаздываешь. Я сказала, пусть даст нам надбавку, чтобы имело смысл приходить вовремя. Ему это все не понравилось.
— Я работаю семь дней в неделю. Какого черта ему еще от меня надо?
— Он также упоминал об инвентаризации. Считает, что ты отстаешь, забываешь делать вовремя заказы.
— Я делаю заказы, когда считаю нужным. Если он хочет чего-то другого, пусть сам этим занимается.
— Ты забывал размагничивать покупки, Терри. За одну неделю это случалось трижды.
— Ой как много.
— Покупатели смущаются.
Он уставился в пустоту, все ему было неинтересно и раздражало.
— Мне он, что ли, нравится? — пожаловалась Бренда. — Ты прекрасно знаешь мое отношение. Но он хочет сделать как можно лучше. Он найдет другой вариант, если у тебя проблемы. Но магазин-то должен работать. Он просил меня присмотреть за тобой. Мы ведь друзья.
— Как скажешь.
— Что все-таки происходит, Терри?
— Что происходит? — Он издал ломкий смешок. — Я объясню, что происходит. Эта работа гроша ломаного не стоит. Книги, Бренда? Слова? Это всего лишь жалкая патетика. Здесь мы среди ужасных людей. Они фантазеры. Они не настоящие. — Он схватился за рубашку и брелки под ней. — Ты хочешь настоящего? Вот оно, настоящее. Вот она, жизнь. Все здесь, каждая загогулинка, каждое слово, каждая книга, именно и только здесь, во мне, живом. Ты хочешь во что-то погрузиться. Валяй сюда. Утони в жизни. Ах, не нравится, что ж, вот тебе окончательный расчет. Это так очевидно… Я мог бы раньше понять.
Бренда смотрела на него, не зная, как реагировать. Терри явно витал где-то в другом мире, и собственная жизнь на секунду показалась ей серой и скучной. Из чувства самосохранения ей хотелось сказать Терри, что у него солома в голове. Ладно, она докурит сигарету и уйдет.
— Вероятно, ты уже заготовил ответы. Так бы и сказал. Если Пинкетт снова поинтересуется, я отправлю его к тебе.
— И правильно сделаешь, пусть со мной поговорит. Ему пора узнать кое о чем. Я его многому научу.
— Уверена, ему будет интересно.
— Послушай, Бренда. Любовь не выбивают на кассовом аппарате. Это происходит иначе. Если любовь приходит и у тебя получается, ты летишь на ней.
— Тебя можно цитировать, да?
— Ты вообще что-нибудь понимаешь? Раньше я всегда уставал, работая в двух местах и разбиваясь в лепешку. Сейчас во мне больше энергии, чем когда-либо. Мой ум всегда работает. Я вижу, что вокруг меня происходит, даже угадываю наперед. Представляешь, на шаг вперед. Вот над чем я работаю. Мгновение, а я уже иду. Ну… не сидишь в первом ряду, но видишь, как продаются книги.
— Может, тебе действительно нужен отдых. Неделя… две. А то и месяц.
— Что мне нужно, так это Фрэнки. Если у меня есть она, у меня есть все.
— Надеюсь, ей под силу это перенести…
— Моя любовь — главное для нее. Я даю ей любовь. И солнце сияет. И луна светит. Днем и ночью.
— Да.?.. Почему бы тебе не зарегистрировать свое астрономическое открытие?
Он разочарованно покачал головой. — Ни черта ты не поняла.
Бренда разглядывала его, пытаясь решить, как ей вести себя дальше. Наконец бросила окурок на пол. — Сама знаю.
Она вышла, но сразу вернулась. Терри стоял на том же месте, только рукой теребил что-то под рубашкой.
— Ты мне нравишься, Терри. И тебе это известно. — Она коснулась его плеча. — Если понадобится помощь, дай мне знать.
— Не понадобится.
— Ну хорошо. — Она нацарапала на бумажке номер своего телефона и протянула ему. Терри не взял, и она сунула бумажку ему в карман.
— На всякий случай.
Он пожал плечами.
— Я твой друг, — напомнила она. — Не теряй со мной связь.
Бренда исчезла. Прошло несколько минут. Терри стискивал пальцами купидона. Не нужна ему Бренда и ее помощь тоже. Связь у него уже есть.
В животе урчало, когда Терри добрался до дому, но, увидев Фрэнки, он тут же забыл о еде. Сначала умылся и побрился, скинул рубашку и пошел в гостиную: там его свяжут. Фрэнки употребил для этого бархатную ленту, на которой несколько дней назад вышил свое имя. Покончив с узлом, он велел Терри повернуться и выпятить грудь, хотел лучше рассмотреть свою работу.
Кроме купидончика, на груди Терри было нашито с полдюжины других сережек, последняя — цветное
