Послушайте, Кевин, вам не приходит в голову, что и вы можете разделить их участь? Вы ведь, кажется, поэт, и вам свойственно поэтическое воображение.
Кевин оторвал лицо от пола и постарался сфокусировать взгляд. Это оказалось нелегко — мешали болтовня Леттермана, боль в костях, пот, заливавший глаза. Моргнув несколько раз, он напряг зрение. В стене под столом, примерно в шести футах от пола, обозначилась темная точка. Шляпка гвоздя.
48
Психиатрическая клиника Онтарио, или, как фамильярно ее называют, ПСИХОНТ, расположена на Одиннадцатом шоссе в нескольких километрах от Алгонкин-Бей. Место живописное — дорога, широкие поля с сосновым лесом по кромке, и все дышит первозданностью, столь необходимой людям, страдающим от душевной сумятицы, чтобы вновь обрести мир и покой. Одно слово — приют.
Успехи фармакологии плюс сокращение бюджетных расходов на здравоохранение уменьшили количество коек в этой больнице. Но и теперь в ней постоянно лечатся от трех до четырех сотен больных. Большинство их, так называемые хроники, никогда не вернутся домой. Среди них есть тяжелые больные. Страдающие неизлечимыми душевными расстройствами. Что касается большинства таких больных, то неясно, осознают ли они свое положение, не говоря уже о перспективах на будущее, о том, что уготовила или чего лишила их судьба.
Некоторые пациенты, такие как Кэтрин Кардинал, ложились сюда время от времени в ожидании, когда минет острая стадия заболевания и они без всякого риска смогут вернуться к полноценной жизни. Доктор Йонаш дал ей успокоительного и продержал ночь у себя в Торонто. Потом же, чувствуя, что для скорейшего ее выздоровления всего полезнее будет близкое присутствие ее мужа, назначил ей новые лекарства и отправил в психиатрическую клинику Онтарио. С тамошним доктором он намеревался поддерживать тесную связь.
Сейчас Джон Кардинал сидел с ней на так называемой солнечной террасе на третьем этаже. Во время его посещений они всегда сидели на этой террасе. Потом, когда ей станет получше, они будут выходить на прогулки, даже, может быть, в город. Но пока что единственным местом свиданий для них было это жаркое, душное, застекленное помещение, уставленное синтетическими диванами и открывающее вид на шоссе и деревья вдали. Солнце спряталось за тучей, и по стеклу заструились потоки дождя.
— Это не солнечная, а скорее дождевая терраса, — заметил Кардинал.
Кэтрин не ответила. Она сидела в дальнем углу дивана, упершись локтями в колени, низко уронив голову; волосы, свесившись, прикрывали лицо. Аллегория полного поражения. Беспокойство о Кэтрин и сочувствие к ней смешивались у Кардинала с досадой, что они не смогли наладить всесторонний поиск Терри Тейт. Правда, они разослали ориентировку всем постам, но предпринять еще что-то пока не удалось, хотя в дальнейшем можно будет попытаться.
— Хочешь кока-колы или еще чего-нибудь? — спросил он. — Я могу спуститься и принести.
Кэтрин ничем не выразила, что слышит его.
— Они говорят, что на этот раз ты здесь не задержишься. Побудешь недели две, не больше.
Кэтрин что-то пробормотала.
— Что? Прости, дорогая, я не расслышал.
—
Кардинал разглядывал обложку журнала о звездах с анонсами статей о Рози О'Доннелл и Джулии Робертс. Что я здесь делаю, чем занимаюсь? Мне надо быть на службе. Надо теребить «Виклас».
— Господи, — после паузы проговорила Кэтрин.
В клинике она находилась по собственному желанию, что не делало ее пребывание в ней менее горестным.
— Кэтрин, постарайся только помнить, что это пройдет. И пройдет скоро.
— Конечно, Джон. — Взгляд темных глаз обратился теперь на него, и он мог убедиться, что единственное, что испытывала Кэтрин, было страдание. — Конечно, это пройдет. А потом наступит опять. Поэтому как ты можешь говорить о том, что это пройдет? Объясни мне, Джон. Как это может «пройти»?
— Ты же не одна, детка. Здесь есть люди, которые стараются тебе помочь. Вот сейчас они пробуют ламотригин и имеют все основания считать, что он окажется более эффективным для пациентов с твоими симптомами заболевания, чем литий. Они настроены весьма оптимистически.
Кэтрин опять уронила голову и тихонько покачала ею из стороны в сторону — дескать, «нет». Если б было можно вкратце суммировать ее болезнь, во всяком случае в депрессивной ее стадии, ее выразило бы это краткое и полное абсолютной безнадежности слово.
Когда Кэтрин бывала такой, любой проблеск веселости, любое выражение надежды казались неуместными, а каждое ласковое слово выглядело ложью. И все же отступить Кардинал не мог:
— Кэтрин, я же понимаю, как это тяжело. Как это невыносимо. Но постарайся вспомнить и удержать в памяти причину своего состояния, осознать, что причина эта вымышленная и не имеет никакого отношения к реальности. Только какое-то нарушение в химических реакциях порождает весь этот ужас и мрак и делает мир для тебя безобразным. Но это прекратится. Тебе станет лучше. Обещаю.
Теперь она плакала. Это не были слезы облегчения, это были скупые, через силу слезы горечи. Той частью души, которая еще не утратила способность молиться, Кардинал молился, чтобы боль, которую она испытывала, перешла к нему. Пусть он мучается ею до конца своей жизни, лишь бы избавить ее от этой боли.
Вернувшись на службу, Кардинал выудил из-под стопки бумаг заключение «Виклас» и еще раз просмотрел резюме. Никаких электронных следов, никаких зацепок там не было — значит, они имеют дело с преступником, впервые совершившим подобное преступление: впервые отсекшим кому-то руки и голову, впервые застрелившим двоих. Прецедентов не было. И возможно, именно в его власти находилась сейчас Терри Тейт.
Он позвонил Джеку Уэйли из Отдела прикладных исследований:
— Джек, это Джон Кардинал. Я просматриваю сейчас заключение «Виклас», которое вы нам прислали.
— Ну да, по мертвому байкеру. Заключение, насколько мне помнится, отрицательное. Никаких зацепок.
— Правильно. Но у меня очень сильные подозрения, что убийца уже проделывал подобное, обрубая жертвам конечности еще при их жизни. Слишком хорошо подготовился. Знаки на стенах, ножи — перерубать кости и сухожилия, что-то, в чем можно потом все это унести, что-то, куда стекает кровь. На экспромт непохоже.
— Ладно. Вот твой случай опять передо мной на экране. Ничего.
— И там у тебя в параметрах заданы обрубленные конечности и отрубленная голова?
— Да.
— И знаки на стенах?
— Да.
— Отсюда и заключение, которое вы нам прислали? Отрицательное?
— Да, точно.
— А если попробовать без знаков на стенах?
— Не знаю. Разве мы этого не делали?
— Нет. Желаги присовокупил просьбу: в случае, если заключение будет отрицательным, поискать еще раз, но уже без знаков.
— Куда он поместил эту просьбу?
— В заявку. — Кардинал перелистал странички копии. — В приложение.
— А-а, ну вот, нашел. Но тут имеется некоторая сложность, Джон.
— В чем дело?
— Загвоздка в том, что в нашей системе нельзя вести поиск в режиме «и / или». Только «и».
