уцепилась за нагрудный карман рубашки. Рид пошатнулся, и ее ноги с такой силой ударились о нижнюю ступеньку лестницы, что острая боль обожгла их до самых коленей. Камми дернулась, он резко отшатнулся, и, не схватись она за стойку перил, падение было бы неизбежным.
Рид отступил на несколько шагов. Взгляд его сразу стал каким-то пустым, обращенным внутрь на что-то ужасное, видимое ему одному. Кровь отхлынула от его лица, на котором остался только цвет бронзового загара. Вокруг рта проявилась белая полоса. Хриплым неузнаваемым голосом он сказал:
— Ванная на втором этаже, халат за дверью. Когда будешь готова, спускайся вниз.
Он метнул быстрый взгляд на ее широко открытые от изумления глаза, повернулся и размашистыми шагами направился на кухню.
Это было отступление, настоящее бегство. Камми, не мигая, смотрела ему вслед до тех пор, пока не защипало в глазах и не онемели пальцы, которыми она сжимала перила лестницы.
Да, она хотела сделать ему больно. И ей это удалось, хотя она сама точно не знала, как это у нее получилось. Только в одном Камми была уверена: удар пришелся точно в цель, нож вонзился прямо в сердце. В его глазах, отражавших яркий свет висевшей над лестницей лампы, таилась такая невысказанная мука, что от одного только воспоминания о ней Камми почувствовала себя дурно.
Она никогда больше не хотела снова увидеть эту боль в его глазах.
Глава 2
В кухне было очень тепло, пахло крепким, только что сваренным кофе. На деревянном столе, крышка которого была отполирована временем, стояли две десертные тарелки, на каждой возвышалось по громадному куску торта, рядом лежали вилки и салфетки. Посередине стола возле сахарницы и кувшина с молоком высилась бутылка «Курвуазье».
Рид сидел за столом, уставившись на свои сцепленные пальцы. «Похоже, его волосы стали темнее, чем прежде, хотя, — подумала Камми, — так кажется оттого, что они все еще мокрые». Судя по тому, что ее собственные длинные пряди волос уже наполовину высохли, он принимал душ гораздо позже, чем она ванну. На нем теперь была бледно-голубая выцветшая рубашка из мягкой ткани и еще более светлые голубые джинсы. Эта одежда ясно подчеркивала цвет его глаз — цвет синей бирюзы, глубокий и непроницаемо-темный.
Как только Камми показалась в дверях кухни, Рид встал, выдвинул для нее стул и, подождав, пока она сядет, направился к застекленному шкафчику за двумя железными кружками, чтобы налить кофе. Вернувшись к столу с дымящимся напитком, он поставил кружки на стол и взял в руки бутылку с коньяком.
— Спасибо, мне не надо, — поспешила сказать Камми.
— Прошу тебя, не будем начинать все сначала.
Он произнес эту фразу, не глядя на нее и продолжая откупоривать бутылку. В его голосе прозвучала такая категоричность, что Камми не проронила ни слова, пока он вливал в ее кружку с кофе изрядную дозу коньяка. Она добавила сливок и стала помешивать получившуюся смесь ложечкой.
Камми знала, что за всякую трудную задачу следует приниматься без проволочек. Закусив на миг нижнюю губу, она сказала:
— Прости, если те мои слова задели тебя. В последнее время я стала немного несдержанной.
— Я это замечал и раньше, — ответил он с кривой усмешкой, придвигаясь поближе к столу. — Ты уже в шестнадцать лет была остра на язычок.
— Ты имеешь в виду… честно говоря, я не совсем хорошо помню тот день.
От этой полуправды на скулах Камми выступил румянец.
Рид в упор посмотрел на нее, и где-то в глубине его глаз сверкнул огонь.
— Неужели? Я бы хотел процитировать твои слова, но мне удалось наконец-то перекрыть доступы к этому уголку памяти. Так вот, ты оскорбляла моих предков, называла меня самодовольным ослом, говорила, что мои поцелуи слишком слюнявые, а изо рта у меня дурно пахнет.
— Я этого не говорила, — смущенно пробормотала она.
— Нет, говорила, — с настойчивой уверенностью произнес он. — А еще ты сказала, что, если я хоть раз дотронусь до тебя, ты закричишь караул… или тебя стошнит.
Камми не отрывала глаз от своего кофе. Когда она подняла чашку, руки ее слегка подрагивали.
— Ты застал меня врасплох.
— А ты очень удивила меня тогда. И я поклялся, что такого больше никогда не произойдет. Именно поэтому я был сейчас немного груб. с тобой.
— Понятно. Использовал прием самозащиты.
— И вот тогда-то, чтобы убежать отсюда, а если говорить точнее, скрыться от того твоего взгляда и тех слов, которые ты бросала в меня в тот день, я пошел в армию. Это было несколько опрометчивое решение. Теперь я предпочитаю не прибегать к таким крутым мерам.
— Ты ведь шутишь, — сказала она, расширив глаза, — правда?
— Шучу? — переспросил он, не сводя с нее застывшего взгляда.
Мысль о том, что она могла так перевернуть его жизнь, никак не укладывалась у Камми в голове. Сделав глубокий вздох, она сказала:
— Боюсь, что я разочарую тебя, если ты надеешься на то, что я снова стану перед тобой извиняться. Все это было так давно. Ты… ты слишком внезапно налетел на меня.
— И получил именно то, чего заслуживал. Да бог с ним, со всем этим. К тому же у меня были и другие причины, чтобы уехать из Гринли. Но теперь это не имеет никакого значения. — Он поднес к губам кружку и, прикрыв глаза длинными золотисто-коричневыми ресницами, стал потягивать кофе.
Однако для нее это имело значение, да еще какое. Просто поразительно! Теперь, после его признания, она уже не могла не думать об этом. Сделав один большой глоток кофе, Камми вздрогнула от резкой горечи коньяка, обжегшего горло. Его огненная струйка проникла внутрь, и по всему телу стало разливаться приятное тепло. Прежде чем заговорить, она снова глотнула этой зажигательной смеси.
— Ты сказал, другие причины. Они как-то связаны с бумажной фабрикой?
Рид задумался и немного погодя ответил:
— По-моему, ни для кого не секрет, что я никогда не хотел там работать.
— Ну а теперь, когда не стало твоего отца? Ты собираешься занять его место?
— Похоже, от меня этого ждут.
— Ждут, но не все, — сухо заметила Камми. — Кит надеется, что ты так и останешься в стороне. Знаешь, он ведь сейчас является заместителем директора, а его брат пока исполняет обязанности директора.
Рид кивнул.
— Надо же. А Гордон об этом ни словом не обмолвился.
— Это естественно. Брат Кита прирожденный дипломат.
— Да, хитрец, — согласился Рид.
— Умеет вести дела, вот и все, — в голосе Камми звучало недовольство. — Мне кажется, он выжидает, пока ты примешь решение.
Она никогда не испытывала особой привязанности к Гордону Хаттону. По всей видимости, он считал свою бесхарактерную жену самим совершенством и постоянно давал наставления Киту, каким образом следует обходиться с Камми, чтобы превратить ее в точно такую же «тряпку». Когда же Камми бывала особенно откровенна в разговоре с ним, он, казалось, едва сдерживался, чтобы не продемонстрировать свои методы воспитания.
— А Кит был хорошим парнем, — сказал Рид. — Когда-то мы вместе играли в футбол. Лизбет писала мне о вашей свадьбе. И о разводе тоже.
Он дал Киту слишком уж великодушную оценку. Камми отлично помнила эти футбольные матчи. Ее муж был нападающим, а Рид защитником. Кит прекрасно владел мячом и своим телом, но все это было чистой показухой, игрой на публику и делалось ради того, чтобы прославиться.
— Лизбет? — спросила она озадаченно.
Рид показал глазами на нетронутые куски торта, обильно украшенные жирным кремом.
— Все эти тридцать лет она повариха и экономка Сейерзов. После того как умерла мама, Лизбет стала для меня самым близким человеком. Она постоянно держит меня в курсе всех значительных событий,
