Гейтса: от него можно было получить еще много полезных сведений.
Ну конечно, что за разговор. Это же дает нам ниточку. Премного обязан вам, Стрейнджуэйз. Чиллингхэмом мы займемся. Значит, он видел того человека в Фоксхолвуде в четверг, незадолго до полуночи?
– От ворот с колючей проволокой четверть часа ходу до Ферри-Лейси. Я полагаю, вы знаете ту дорогу наискось через лес, которая потом раздваивается?
Угу. Что еще говорят?
– Много чего. Потом расскажу. Вы можете прийти сегодня вечером на ферму Пола Уиллингхэма в Хинтон-Лейси – скажем, часов в девять? Там мы сможем поболтать.
– Очень хорошо. Между прочим, ваша версия насчет дезертиров ничего не дала. Гейтс связывался с командованием армии. Насколько им известно, в настоящее время никто из этой деревни в списках дезертиров не значится.
– Ну и Бог с ними, нас это уже не интересует. Кого вам нужно искать, так это человека, который очень хорошо знал здешние места и уехал отсюда лет девять или десять назад.
Блаунт вопросительно поднял брови, и тут сотрясение почвы, возвестило о том, что к нам на полной скорости возвращается мисс Ванесса Ситон.
– Вечером все объясню, – поспешно закончил Найджел. – А теперь достаньте свою ручку и распишитесь, пожалуйста.
По пути обратно в Плаш-Мидоу Ванесса сообщила Найджелу, что ее мачеха хотела бы до ленча переговорить с ним наедине. Девочка провела его в маленькую гостиную, где, просматривая счета, сидела миссис Ситон. Она поднялась им навстречу и величественно поздоровалась.
– Садитесь, прошу вас. Спасибо, Ванесса, иди побегай… Мистер Стрейнджуэйз, я хотела с вами поговорить. Ванесса сказала, что суперинтендант Блаунт ваш друг; возможно, вы могли бы дать мне совет. Видите ли, он спросил, не буду ли я… не будем ли мы возражать, если полицейские обыщут наш дом. Естественно, я осведомилась, имеется ли у него ордер на обыск, и, само собой, никакого ордера у него не оказалось. И вообще, что за нелепая идея – разве не достаточно того, что этот дурак инспектор Гейтс терзает нас целый день? К тому же несколько дней назад я предоставила полиции возможность обыскать вокруг дома все: и сад, и огород, и хозяйственные постройки. Но дом! Подумать только!
– Блаунт не может произвести обыск без ордера. Но ведь это обязанность каждого гражданина – помогать полиции всеми возможными…
– Я считаю, что моя наипервейшая обязанность, мистер Стрейнджуэйз, это ограждать моего мужа от любых волнений и вообще от всего, что может помешать его работе, – торжественно изрекла Джанет Ситон. – Его работа для меня всегда на первом месте! Я считаю просто чудовищным, что Роберту то и дело надоедают из-за того, что какой-то несчастный был убит – и, кстати, совсем не возле моего дома. Особенно теперь, когда его поэма находится в такой стадии, на которой требуется величайшая сосредоточенность!
– Да. Я вас понимаю. Однако я убежден, что обыск можно провести так, чтобы не побеспокоить вашего мужа.
– Но дело не только в этом. Это ведь ужасно унизительно, когда целая свора полицейских обшаривает твой дом! Вы же знаете, у меня есть очень дорогие, уникальные вещи. Просто неповторимые. Если их повредят…
– Не думаю, что это может случиться. В Скотланд-Ярде работают достаточно квалифицированные люди, дело свое они знают и проведут осмотр дома очень осторожно.
– Но я просто не понимаю, зачем это нужно!
– Просто чтобы удостовериться, что человек, которого убили, не был здесь перед смертью. Он мог быть, например, грабителем и пытаться залезть в дом. Или это мог быть преступник, скрывающийся от правосудия.
– Но Боже ты мой, если бы он залез в дом, если бы он оставил здесь следы, мы бы давно уже их нашли!
– Давно? Вы имеете в виду – в пятницу утром?
– Да. Если это и было то утро после того… после того, что случилось. Я не знала, что полиция установила это с такой определенностью.
Найджелу показалось, что голос миссис Ситон чуть заметно дрогнул, как будто на какую-то долю мгновения она задержала дыхание, но потом быстро взяла себя в руки и продолжала говорить; так бывает, когда в беге с препятствиями спортсмен задевает барьер, но успевает собраться, чтобы не потерять темп.
– Я подумаю о том, что вы сказали, – продолжала миссис Ситон. – Ну ладно, нельзя заставлять поэта так долго ждать. Он уже спрашивал о вас.
«Что это, чистейшей воды невинность или феноменальная сила воли? – спрашивал себя Найджел, пока они поднимались наверх. – Она так ничего и не спросила о ночи с четверга на пятницу!»
Роберт Ситон сидел за маленьким столом в дальнем углу кабинета. Окно комнаты выходило во двор, на хозяйственные постройки и холмистый пасторальный пейзаж, простирающийся за ними, но стол стоял таким образом, что Ситон, когда писал, сидел к окну спиной. Три стены были заняты книжными полками; на одной из них стоял бронзовый бюст поэта работы Эпштейна. Комната выглядела светлой, прохладной и очень чистой, но довольно скромной по сравнению с изысканным богатством и артистизмом комнат первого этажа, никаких картин, никаких дорогих безделушек.
– Я все для вас приготовил, – весело сказал Роберт Ситон. – Скажите спасибо моей жене. Я был уверен, что их давно выкинули. Но она все их собирает и складывает, а потом запирает на ключ. – Он показал на стопку из пяти или шести маленьких тетрадок, лежащую на столе перед ним.
– Роберт скромничает, – заметила миссис Ситон. – Я уверена, его черновики будут интересны потомкам.
– Потомкам? Фу! Это слишком сильное слово. Уверен, мистер Стрейнджуэйз не имеет ни малейшего
