— Вероятно. Но у меня нет оснований верить в ваше чувство справедливости, — ответила Элеонора, имея в виду комнату, ставшую ее тюрьмой, но не желая провоцировать его.
К ее удивлению, он улыбнулся, потом улыбка исчезла, но он молчал.
Осмелев, Элеонора спросила:
— А теперь, когда вы удовлетворены результатом, могу я вернуться домой?
— Нет.
— Но почему? Я не понимаю.
— Не понимаете… Или не хотите? — спросил он холодно. — Это ваша комната. Я послал за вашими вещами, велел передать хозяйке, что вы не вернетесь.
— Вы не можете так поступить! — запротестовала Элеонора.
— Могу. Уже поступил.
Нет, нет, нет, билось в ее мозгу. Но усилием воли она держалась. Она никак не могла понять, действовал полковник как начальник военной полиции или как мужчина. Если первое — у нее были варианты для защиты. Если второе — она без всякого раскаяния могла испробовать любые методы, чтобы переиграть его.
— Насколько я знаю, — сказал он медленно, — у вас есть брат.
Она осторожно кивнула.
— Его командир говорит, что вы здесь сели на мель. Остались без цента, поскольку дело с земельным агентом провалилось.
Элеонора недоверчиво смотрела на него.
— Да, это правда.
— Элеонора Виллар, мне поручено предложить вам билет до Нового Орлеана и передать сожаления генерала Уокера по поводу вашего несчастья. По этой причине я и отправился утром за вами.
— О, — сказала Элеонора, растерявшись. Этого она никак не ожидала услышать.
А он продолжал без всякой остановки:
— Но я решил аннулировать это предложение.
— Вы… — Элеонора от смущения и охватившего ее волнения не могла найти слов. Пальцы ее дрожали. Она осторожно положила ложку и опустила руки на колени, сцепив пальцы так, что косточки побелели.
— Хотите знать — почему?
— Конечно, — ответила она коротко, подавляя желание съязвить.
— Потому что Дядя Билли взял себе любовницу.
Она ничего не понимала.
— Дядя Билли — это Уильям Уокер, так зовут его люди. У каждого из нас есть прозвище. Это знак нашего единства — тех, кто пришел сюда первыми.
— Бессмертные, — сказала она.
— Это пошло еще от костариканцев, с Риваса, а может, и раньше, с Соноры. Сейчас трудно сказать.
Задумчивость в его голосе подтолкнула ее к беседе.
— А вы, полковник? У вас есть прозвище?
Он встал как обычно резко, пересек комнату и, опершись на решетку, уставился в ночь.
— Вам это будет неинтересно. Меня зовут Грант, и вам лучше привыкнуть называть меня по имени.
— Да. — В горле у нее все пересохло. Умение контролировать себя полезно, но ей стало казаться, что толку от этого мало. — Я думаю, вы должны мне объяснить.
— Женщина, которую генерал взял под свое покровительство, — аристократка из благополучной семьи состоятельных испанцев, отсюда, из Никарагуа. Ее родители, уже покойные, были легитимистами, также, как и ее муж, пожилой мужчина, который истратил ее наследство, пытаясь возвратиться в Испанию как знатная особа. Там он и умер, даже не послав за своей никарагуанской женой, Ниньей Марией. Несмотря на сотрудничество сегодняшнего правительства с президентом-легитимистом во главе, аристократы не любят Уокера. Они негодуют из-за того, что Нинья Мария помогает ему, и за это они попросту отлучили ее от общества. — Он повернулся к Элеоноре. — Вы начинаете понимать?
Она не хотела прийти ему на помощь и покачала головой.
— Уокер назначил на сегодняшний вечер прием в честь американского министра Джона Уиллера. Все мужчины города придут: та казнь произвела впечатление. Но их высокомерные жены прислали отказ. Как будто эпидемия недомоганий поразила всех женщин Гранады одновременно. Тогда Уокер направил сигнал бедствия своим офицерам — привести на прием женщин. Он не хотел, чтобы его Нинья Мария ощутила неудобство. Но не так уж много женщин, которые даже по приказу способны украсить предстоящий прием. Что-то в вас напоминает мне Нинью Марию Ирисарри. По образу жизни, который вы вели, вы, должно быть, леди. Но на прием к генералу пойдете как моя любовница.
Кровь отхлынула от лица Элеоноры, а потом бросилась в голову с такой силой, что она едва не задохнулась.
— Нет! — сказала она и, вставая, повторила еще громче:
— Нет, не пойду! И вы, видимо, сумасшедший, если способны предложить мне подобное. Я скорее умру, чем предстану перед обществом как ваша женщина. Я ненавижу вас! Из-за вас я потеряла родину, свой дом и безопасность, свою одежду, памятные вещи и семейные реликвии. Из-за вас я опустилась до нищеты в стране, о которой еще месяц назад ничего не знала, в стране, которая разбила сердце и дух моего брата. Но несмотря на все это, полковник, я — действительно леди. Вы можете оскорбить меня, но этого вы не отнимете. Я вам не позволю. И я советую вам дважды подумать, прежде чем применять силу, добиваясь того, чего вы хотите. Мне нечего терять, и я могу сделать вас посмешищем Гранады на этом приеме.
Напоминание об утреннем событии задело полковника за живое. Он подошел к ней ближе и сказал:
— Я вижу, вы ничего не знаете о силе. Я могу заставить вас страдать гораздо сильнее, чем вы можете себе представить. И при этом не обязательно демонстрировать силу. Есть одна деталь, неизвестная вам. Вы знаете, например, где сейчас ваш брат?
— Что вы имеете в виду? — спросила она, и голос выдал ее волнение.
— Так я думаю, что вы не знаете. Жан-Поль Виллар в данный момент на гауптвахте по обвинению в пьянстве и сопротивлении военной полиции. И там он будет оставаться до тех пор, пока я его не освобожу. Может, я ошибаюсь, дорогая, — сказал он, вкладывая в ласковое обращение насмешку, — но, похоже, ваш брат послужит заложником вашего хорошего поведения. Он должен отсидеть десять дней, но выйдет ли он оттуда — зависит от вас. И от того, как вы угодите мне.
Глава 4
Элеонора уставилась на него. Ей хотелось защитить брата, отвести от него обвинения, но было похоже, что полковник говорит правду.
— Вы… Вы не можете поступить так.
— Не могу? А кто меня остановит? Вы спрашивали о моем прозвище. Меня называют — и это не комплимент — Железный Солдат. Потому что я всегда делаю только то, что следует делать. Под моим началом команда, которая расстреливает. Я отдаю приказы — кого наказать, кого заклеймить позором. Мне было приказано привести сегодня женщину, и я ее приведу, чего бы мне это ни стоило, какова бы ни была цена.
— Это хорошо, что вы заговорили о цене, — с горечью проговорила она.
— Не вам придется платить.
— Это как посмотреть. — Он подошел к двери и распахнул ее. — Сеньора! — крякнул он и, стоя в дверях, подбоченился, ожидая спешащую на крик худую испанку с морщинистым лицом. — Сеньора Паредес, молодая леди решила пойти на прием. Помогите ей одеться.
— Мне не нужна помощь, — объявила Элеонора. Но они оставили ее слова без внимания.
— Ее вещи прибыли, но из них мало что можно выбрать, — сказала испанка.
— Но должно же быть что-то еще, кроме того, что на ней, — нетерпеливо сказал полковник.
— Да, есть еще одно.
— Принесите.
Поджав губы, женщина сделала, как ей велели, и вернулась с корзиной из пальмовых волокон, в которой лежали вещи Элеоноры.
