Танцы с волками

— Это мой пост, а в фургоне — провиант для этого поста, — сказал он Тиммонсу.

Они снова уставились друг на друга. Губы Тиммонса растянулись в улыбке. Он засмеялся:

— Ты что, мальчик, рехнулся?

Тиммонс, имея немалый опыт, показал этим вопросом, что лейтенант был щенком по сравнению с ним, что, судя по всему, никогда не был в бою, никогда не был на западе, и что прожил слишком мало для того, чтобы знать все. «Ты что, мальчик, рехнулся?». Голос звучал по-доброму, будто слова слетали с губ родного отца.

Тиммонс даже не подозревал, как он был не прав.

Данбер не был щенком. Он был спокойным и обязательным, и в свои годы он был хорошеньким. Но он не был щенком.

Он видел бой почти всю свою жизнь. И он был удачлив в бою, потому что владел редкой отличительной чертой. У него было врожденное шестое чувство, которое подсказывало ему, когда надо проявить стойкость. Когда он попадал в критическую ситуацию, что-то неуловимое ударяло в его мозгу и лейтенант Данбер становился безумной, смертоносной машиной, которую невозможно было остановить. Но только до того момента, пока этого требовали обстоятельства. Когда оставалось только нажать кнопку, Данбер делал это первым.

Слова «Ты что, мальчик, рехнулся?» запустили механизм машины, и улыбка Тиммонса начала медленно сползать с его лица, когда он заметил, как становятся черными глаза Данбера. Минуту спустя Тиммонс увидел, как лейтенант поднял правую руку медленно и осторожно. Он наблюдал за тем, как рука офицера, согнутая в локте, мягко сжала рукоятку тяжелого револьвера, который поблескивал у бедра. Он уловил движение указательного пальца Данбера, который привычным жестом мягко лег на спусковой крючок.

— Убери своего осла от фургона и помоги мне разгрузить!

Тон, которым были сказаны эти слова, произвел глубокое впечатление на Тиммонса. Тон этой фразы ясно показал ему, что на сцену вдруг вышла смерть. Его собственная смерть.

Тиммонс не моргнул глазом. И ничего не ответил. Одним движением он накинул вожжи на оглобли, потом спрыгнул с сиденья, проворно подошел к задней стороне фургона, откинул полог, закрывающий тыльную часть, и вытащил первую партию груза, которую смог бы унести в руках.

II

Они перетащили сколько смогли в полуразвалившийся дом и решили отдохнуть в халупе, которую занимал когда-то капитан Каргилл.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

Сказав, что скоро появится луна и что он не хочет терять время, Тиммонс ушел в сумерки.

Лейтенант Данбер сел на землю, позволив себе закурить. Он смотрел на фургон, который казался меньше на расстоянии. Солнце зашло, и в это время фургон исчез, а Данбер сидел долгое время в темноте, благодаря тишину за то, что она составила ему компанию. Прошел час, Данбер начал коченеть. Тогда он поднялся и потащился в хижину капитана Каргилла.

Переступив порог, он внезапно почувствовал, что смертельно устал. Не раздеваясь, он растянулся на маленькой лежанке, которую устроил посреди комнатки.

Его уши почему-то именно в эту ночь отлично все слышали. Сон долго не приходил. Каждый шорох в темноте требовал объяснения, которое Данбер не сразу мог найти.

Ночью в этом месте была какая-то напряженность, которой он не почувствовал в течение прошедшего дня.

Как только он забывался сном, хруст ветки или крошечный, далекий всплеск на реке заставляли его снова и снова просыпаться. Это продолжалось так долго, что постепенно усыпило лейтенанта Данбера. Он устал, и был так беспокоен именно потому, что устал. Эта комбинация широко открыла двери нежеланному посетителю.

Сомнения пробрались сквозь незапертую дверь его беспокойного сна. Сомнения упорно одолевали его в эту первую ночь в новом, незнакомом месте. Они нашептывали ему на ухо ужасные вещи. Данбер был дураком. Он был не прав абсолютно во всем. Он ни на что не годился. Он мог найти здесь свою смерть. Сомнения этой ночи довели его до грани истерики. Данбер готов был разрыдаться. Он боролся с ними до утра, и, близкий к тому, чтобы сдаться, в считанные мгновения отбросил сомнения прочь и, наконец, уснул.

II

Они остановились.

Их было шестеро.

Это были индейцы пауни, воины самого ужасного из всех племен.

Черные, смазанные жиром волосы и ранние морщины, одинаковый образ мыслей чем-то походили на машину лейтенанта Данбера, которой он мог время от времени становиться. Но не было ничего случайного в том, как пауни смотрели на вещи. Они были неискушенными, но безжалостными людьми. Их глаза были глазами того, кто, увидев однажды предмет, решал сию же минуту, должен он жить или умереть. И если было решено, что объект должен прекратить свое существование, пауни смотрели на это с душевным спокойствием. Когда приходило время раздавать смерть, пауни действовали автоматически, и все индейцы Прерии боялись их, как никого другого.

Неожиданность того, что они увидели, заставила сейчас остановиться этих шестерых. Они сидели на спинах своих низкорослых лошадок и смотрели вниз, на изрытую оврагами равнину. Тоненькая струйка дыма поднималась в воздух в раннем утреннем свете примерно в полумиле от них.

С вершины небольшого холма, на котором они стояли. Пауни очень четко видели дым в низине. Но они не могли видеть причину его появления. Источник дыма скрывался за самым дальним холмиком. Из-за того, что они не видели всего, что хотели, пауни начали обсуждать это, говоря низкими, гортанными голосами. Они спорили о дыме и о том, что бы это вообще могло быть. Будь они в состоянии сейчас же поскакать туда, они бы это сделали. Но они слишком долго не были дома, и за время своего отсутствия терпели немало бедствий.

Они покинули дом небольшой группой в одиннадцать человек, направляясь на юг с целью поживиться лошадьми у богатых дакотов. После почти недельной скачки их застал врасплох у реки большой отряд племени манданов. Для пауни было большой удачей улизнуть и потерять всего одного человека убитым и одного раненым.

Раненый держался целую неделю с плохо заживающей колотой раной, и его состояние сильно замедляло продвижение вперед. Когда он все-таки умер и девять грабителей пауни могли считать свои поиски ничем не обремененными, им перестала улыбаться удача. Отряды дакотов всегда на шаг-два опережали злополучных пауни, и за следующие две недели пауни не обнаружили ничего, кроме остывших следов.

Наконец пауни расположились большим лагерем рядом с множеством хороших лошадей и радовались тому, что темные тучи, которые преследовали их так долго, рассеялись. Одного пауни не знали — их удача еще не повернулась к ним лицом. Действительно, наихудший случай привел их в эту деревню, где отряд дакотов понес тяжелые потери всего несколько дней назад в стычке с сильным отрядом ютов. Это племя убило несколько лучших воинов и удрало с тридцатью лошадьми.

Весь отряд дакотов был настороже и они готовились к мести. Пауни были обнаружены в тот момент, когда крадучись только входили в деревню. Добрая половина отряда, дыша друг другу в затылок, спасалась бегством, натыкаясь во враждебной темноте на своих истощенных пони. Только в бегстве их удача всегда сопутствовала им. Они все могли умереть этой ночью. Но, в конце концов, пауни потеряли еще только трех воинов.

Итак, эти шестеро уныло стояли сейчас на вершине холма. Их пони с выступающими ребрами слишком устали, чтобы нести их на себе. Индейцы размышляли, что им делать с этой одинокой легкой струйкой дыма