Елена села на постели и, прикрывшись простыней, продолжала:
— Я отправила Уильяму записку с просьбой встретиться со мной у Хэтчарда. Видишь ли, он считал, что ограничивать свободу Мии — ошибка. А я сказала, что они слишком похожи друг на друга, поэтому он не может быть судьей в таком деле. И знаешь, что он мне ответил? — Глаза Елены сверкнули. — Он заявил, что именно поэтому, то есть потому, что они с Мией похожи, он лучше знает, как ее воспитывать.
— Лорд Уильям полагает, что ты должна с ним считаться, — заметил Мерион, сев на постели.
— Что ж, может быть, и так, — кивнула Елена. — Но мне хотелось бы, чтобы он проявлял благоразумие. Но похоже, он слишком уж легкомысленный.
— Думаю, ты к нему несправедлива, — сказал герцог, складывая на груди руки. — Хотя, конечно же, виконт допустил ошибку. Ему следовало немедленно уведомить тебя о замыслах девушки, и ты бы сама все уладила.
Елена рассмеялась.
— Совершенно верно. Именно так я ему и сказала в тот вечер. Но ведь Уильям — мужчина, и он не желает прислушиваться к мнению женщин. К тому же он и сам был в восторге от этого приключения.
Тут Елена наконец умолкла; ей не хотелось портить их чудесную встречу глупыми разговорами о своих домашних неурядицах.
Улыбнувшись, она сказала:
— Какая все-таки здесь замечательная постель. Мерион рассмеялся и обнял ее; он прекрасно понял, что она имела в виду. Минуту спустя тела их снова слились воедино и стали единым целым. И каждый из них понимал, что требуется другому, и отдавал все — и душу, и тело, и сердце.
Глава 25
Мерион уснул, но его храп нисколько не беспокоил Елену. В сущности, он даже не храпел — скорее это было дыхание утомленного мужчины, нуждающегося в отдыхе и покое. Взглянув на него, Елена подумала: «Интересно, есть ли такая женщина, которая посвящала стихи спящему любовнику?» Ей было приятно, что Мерион спал с ней рядом. Ведь если любовники засыпают рядом, то это может означать лишь одно: они по-настоящему доверяют друг другу. А подобное доверие — бесценный дар.
Тут Мерион шевельнулся во сне и, протянув к ней руку, прикоснулся к ее плечу. А затем, судя по всему, погрузился в еще более глубокий сон.
«Наверное, в этом и состоит разница между мужчиной и женщиной, — подумала Елена. — Мериону было достаточно легкого прикосновения, чтобы успокоиться, а вот мне…»
А ей хотелось узнать о нем как можно больше. Нет-нет, она хотела знать о нем все — начиная от его отношения к тому, как принц-регент обращается со своей женой, до того, как часто он наведывается к Гантеру[9].
Немного помедлив, Елена чуть передвинулась, чтобы взять его за руку, но Мерион тут же высвободил свою руку и подложил ее под подушку. Этот жест означал, что сейчас ему не до нежностей.
«Оставь его в покое, — сказала себе Елена. — Он мужчина с головы до ног, и не следует его сейчас беспокоить».
Сопротивляясь соблазну пригладить волосы Мериона и убрать их с его лба, она выскользнула из постели, собрала свою одежду и направилась в гардеробную. Дернув за шнурок звонка, Елена попыталась подавить чувство неловкости. Ее сорочка была мятой и влажной, но другой у нее с собой не было. Кто мог представить, что сорочка так пострадает от их любовных утех?
Горничная тотчас же явилась на зов и, нисколько не осуждая гостью, помогла ей одеться. Потом, улыбнувшись, сообщила:
— Миледи, герцог еще раньше распорядился принести в гостиную вино и кексы. Он встретит вас там, когда сочтет удобным.
Слова «сочтет удобным» казались совсем неуместными и наводили на мысль о том, что следует вернуться в спальню и позаботиться об удобствах герцога. Однако она не уступила соблазну и отправилась в гостиную. Выпив немного вина, Елена взяла один из томов, что лежали на столе возле подноса с угощением, и раскрыла его.
Мерион протянул руку к Елене, но вместо нее нащупал холодные простыни. А ведь ему хотелось, чтобы она была рядом с ним. Разочарованный, он со вздохом приподнялся и провел ладонью по лицу, изгоняя остатки сна. Потом осмотрелся. Из гардеробной не доносилось ни звука. Это означало, что Елена спустилась вниз и, ожидая его, пьет вино и подкрепляется кексами. Мерион взял подушку и в раздражении швырнул ее через комнату. И тут же рассмеялся — ведь точно так же поступал иногда Рекстон, когда сердился. Да, он, Мерион, действительно злился. Ему хотелось, чтобы Елена пришла сюда — немедленно.
Поднявшись с кровати, он принялся одеваться. Бриджи, рубашка, сюртук, галстук… Впрочем, узел галстука он не стал сильно затягивать, чтобы не давил. А теперь — сапоги…
Натянув первый сапог, герцог замер на мгновение, пораженный совершенно неожиданной мыслью. Затем, выпрямившись, выбежал в одном сапоге из комнаты и ринулся к лестнице. Ведь если Елена Верано стала его любовницей, то она должна жить в этом доме, чтобы он всегда мог к ней приехать, — так он рассуждал с самого начала. А сейчас он понял, что и сам мог бы поселиться здесь, вместе с ней. Так было бы гораздо удобнее, потому что, как ему казалось, он будет желать ее постоянно, каждый день и каждый час.
Ворвавшись в библиотеку, герцог принялся выдвигать ящики комода в поисках какой-нибудь вещицы, которую следовало подарить Елене, чтобы показать ей, насколько серьезны его чувства и как много она значит для него.
Проклятие! Он не находил ничего достойного ее. Книга?! Отлично! Но что же ей подарить? Может, альбом эротических рисунков? Или восхитительный экземпляр «Камасутры» в изысканном кожаном переплете, стоявший у него на полке с того самого дня, как он стал хозяином этого дома?
«Камасутра», — решил герцог. Они будут читать ее друг другу вслух. А потом предаваться любви.
Мерион нашел бумагу, перо и чернила и быстро написал записку. Слова, шедшие от сердца, выливались на бумагу с легкостью. «Вот, теперь все, — подумал он. — А впрочем…» Он вдруг вспомнил, что ему еще предстояло надеть другой сапог, и позвонил горничной.
— Отдайте это синьоре Верано, — заявил он, вручая ей изящный тонкий томик. — И скажите, что через две минуты я присоединюсь к ней.
Переплет книги был на редкость красивым — такой Елене еще не приходилось видеть. Ни на обложке, ни на корешке не было заглавия, но она с восхищением рассматривала затейливое золотое тиснение на переплете. Присмотревшись к узору повнимательнее, Елена различила стебель какого-то экзотического цветка, обвивавшего тела мужчины и женщины, замерших в эротических позах.
Отложив книгу, она взяла записку и прочитала следующее: «Тебе, Елена, с благодарностью и в знак высокой оценки твоего благородного духа, а также в предвкушении долгих недель и месяцев».
Записка не была подписана, но подпись и не требовалась — ведь записку принесла горничная герцога. Елена никогда еще не видела его почерк и сейчас с любопытством изучала.
Почерк четкий и уверенный. Что означало только одно: этот человек умел держать в узде свои чувства.
«Недели и месяцы». Да, это хорошо сказано. Словам о вечной любви она бы не поверила — такие слова были бы всего лишь красивой ложью.
Елена снова взяла книгу и раскрыла ее. «Камасутра» — значилось на титульной странице. Она захлопнула книгу. Как предсказуем! Как по-мужски!
Мерион застал ее с книгой на коленях.
— Благодарю, ваша светлость, — сказала Елена. — Слова, свидетельствующие о чувстве, — вполне достойный дар.
