АУРЕЛИЯ МОНТЕККИ — род. в 1301 г., дочь Гаргано Монтекки.
ЛЮДОВИКО КАПЕСЕЛАТРО — глава купеческого семейства из Капуи. Отец Луиджи и Антонио.
ЛУИДЖИ КАПЕСЕЛАТРО — род. в 1294 г., старший сын Людовико, отец Тибальта**.
АНТОНИО КАПЕСЕЛАТРО — род. в 1297 г., второй сын Людовико.
ЦИЛИБЕРТО ДЕЛЬ АНДЖЕЛО — главный егерь Кангранде.
* ПАССЕРИНО БОНАЦЦОЛСИ — подеста Мантуи, близкий родственник Кангранде.
ФЕРДИНАНДО БОНАВЕНТУРА — кузен наследника Бонавентуры, Петруччо**.
ПЕТРУЧЧО БОНАВЕНТУРА — веронский дворянин, пребывает в поисках достойной супруги**.
ТЕОДОРО КАДИССКИЙ — мавр, невольник астролога Игнаццио да Палермо.
* ГУЛЬЕРМО ДА КАСТЕЛЬБАРКО — веронский дворянин, ответственный за сохранность оружия Кангранде.
* УГУЧЧОНЕ ДЕЛЛА ФАДЖОУЛА — правитель Лукки, бывший покровитель Данте, друг Кангранде.
АВЕНТИНО ФРАКАСТОРО — личный врач Кангранде.
ЕПИСКОП ФРАНЦИСК — францисканец, сменивший епископа Джуэлко в 1315 г.
* ЖИД МАНУИЛ — шут Кангранде.
ЕПИСКОП ДЖУЭЛКО — епископ Вероны.
ТУЛЛИО Д’ИЗОЛА — дворецкий Кангранде.
БЕНВЕНИТО ЛЕНОТИ — жених Аурелии Монтекки.
БРАТ ЛОРЕНЦО — молодой монах-францисканец, родом из Франции **.
* НИКОЛО ДА ЛОЦЦО — рыцарь, родом из Падуи, перешедший на сторону Кангранде.
ДЖУЗЕППЕ МОРСИКАТО — врач семейства Ногарола из Виченцы, рыцарь.
ИГНАЦЦИО ДА ПАЛЕРМО — личный астролог Скалигеров.
МАССИМИЛИАНО ДА ВИЛЛАФРАНКА — начальник охраны в палаццо Кангранде.
* АЛЬБЕРТО МУССАТО — поэт, описывающий в своих произведениях исторические события, из Падуи.
* ПОНЦИНО ДЕ ПОНЦОНИ — рыцарь, родом из Кремоны. Подеста[1] Падуи с 1314 г.
ВАННИ «АСДЕНТЕ» СКОРИДЖИАНИ — рыцарь из Падуи, лицо которого обезображено в сражении с Кангранде.
* ВИНЧИГУЕРРА, ГРАФ САН-БОНИФАЧО — последний представитель изгнанного из Вероны семейства, участник войны с Кангранде.
* ФРАНЧЕСКО ДАНДОЛО — венецианский посол, дворянин.
ПРОЛОГ
Нервы у Чоло гудели, как струны под ветром. За все время пути им с Джироламо не встретилось ни души. Ни на дороге, ни в долине. Как вымерли все.
— Что бы это значило? — нарушил молчание Джироламо.
— Мне-то откуда знать? — отвечал Чоло.
— Может, Падуя в осаде?
— Приедем — увидим.
— Если Падуя в осаде, как мы туда попадем?
— Знай себе пришпоривай.
— Но…
— Думай о золотых флоринах.
— Хорошо бы сперва посмотреть на эти флорины.
— Заткнись! — прошипел Чоло.
Пустые поля сменились пустыми предместьями. Стали попадаться следы пожарищ, но большинство крестьянских лачуг были целехоньки и даже явно недавно построены. Чоло видел свежеобструганные подпорки и свежеобожженные кирпичи — свидетельства старой осады. Старой, а не новой — в противном случае пожарища бы дымились, эхо разносило бы грубую брань, победные клики и воинственное пение, топот нетерпеливых коней, скрежет и грохот стенобитных орудий, а в воздухе висел бы запах дыма и трупов. Чоло поморщился.
Однако пахло так, как обычно пахнет ночью. Стрекотали сверчки, изредка доносился собачий лай или гусиный гогот — и только. Не темнели шатры, не горели костры, не щетинились копья. Падуя не держала осаду. Куда же, черт побери, все подевались?
От внезапной догадки Чоло похолодел. Чума! Как он сразу не понял! Падуанцы попрятались по домам, расчесывают бубоны, харкают кровью… Чоло бросил взгляд на Джироламо и счел за лучшее промолчать. Он подумал о деньгах, прикрыл рот грязной ладонью, чтобы не вдыхать заразу, и пришпорил коня.
Вскоре они добрались до моста, ведущего к северным воротам. Понте Молино, сохранившийся со времен Римской империи, был длиной в четырнадцать лошадей; его тройные арки стискивали реку Баччилионе. Среднюю арку поддерживали две массивные каменные колонны; вода обегала их с тихим журчанием. Невдалеке скрипели водяные мельницы.
Мост упирался в укрепленные ворота. Чоло прищурился и принялся напряженно всматриваться. Горы трупов за воротами не наблюдалось — хороший знак. Вокруг по-прежнему не было ни души.
Чоло пришпорил коня. Копыта застучали по бревнам моста. Джироламо не отставал.
Доехав до середины моста, Чоло увидел, что ворота открыты, однако за ними не мелькают факелы, не перемещаются тени. Он придержал коня.
— Ох, чует мое сердце, добром это не кончится, — пробормотал Джироламо.
Внезапно на башне, прямо у них над головами, вспыхнул огонь. Факел! Через секунду зажглись еще два. Одновременно послышались голоса. Тысячи радостных голосов — мужских, женских, детских. Зазвонили колокола, заиграли музыканты. Все горожане, оказывается, с факелами высыпали на улицы. Светало.
Чоло пригнулся в седле и вытер пот со лба.
— Успокойся. Просто у них какой-то празд…
Тут он услышал грохот и понял, что рано обрадовался. Из ворот, подобно огромной волне, вырвалась конница. В свете факелов сверкали нагрудники и шлемы с пышными перьями. Бесчисленные всадники неслись по понте Молино.
Неслись прямо на Чоло и Джироламо.
В панике Чоло соскочил с коня, тотчас забыл о нем, в мгновение ока оказался на краю моста и, раскинув руки, бросился в воду. Он погрузился, как стоял: сначала ноги, потом все остальное. Под водой стука копыт было не слышно. Чоло, не умевший плавать, принялся молотить воду руками и ногами, как при беге, полагая, что продвигается в сторону моста. Больно ударившись обо что-то плечом, он изо всех сил за
