Ниже неба

– Скажем так, есть вещи, для продажи которых не нужен большой мешок – только прекрасная внешность и очаровательная улыбка.

– Ты что, занимаешься проституцией? – в голосе мальчика появилось любопытство. – Я уже достаточно взрослый, чтобы знать о таких вещах.

Остановившись, Коннор повернулся к нему:

– Кстати, сколько тебе точно лет?

Мальчик приподнялся на цыпочках, чтобы казаться повыше:

– Шестнадцать... в ноябре будет.

– А как зовут?

– Мойша... Мойша Левисон.

– Ну, Мойша, я – Коннор Магиннис и полагаю, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я знал о жизни так же много. Но я бы не стал говорить, что кто-то занимается проституцией, только увидев, как он выглядит.

Лицо Мойши приняло виноватый вид:

– Извини. Я не хотел сказать, что... Коннор засмеялся и похлопал его по спине:

– Не думай об этом.

– Я, конечно, лезу не в свое дело, но как ты зарабатываешь...

– Я же сказал – забудь об этом. Давай условимся, что я продавец, но мой товар другого сорта, чем твой... Похоже, ты очень голоден. Как насчет пирога с мясом?

Глаза мальчика засветились:

– Ну... Я бы, конечно, не стал отказываться... Но мне не хотелось бы тебя...

– Значит, договорились.

Подойдя к прилавку, который ломился от всевозможных пирожных, пончиков и прочей сдобы, Коннор сказал продавщице:

– Пирог с мясом этому парню. А лучше дай нам два – у меня тоже, кажется, пусто в желудке.

Женщина взяла кусок серой оберточной бумаги и завернула в нее два начиненных рубленым мясом пирожка, украшенных сверху россыпью засахаренных лимонных долек и сладкой пудрой. Она подала их Коннору, который кивнул в благодарность и бросил на прилавок пару монет по полпенни каждая. Половину покупки он протянул Мойше, а вторую целиком отправил в рот.

– Спасибо, – произнес мальчик, медленно пережевывая пирожок и растягивая удовольствие.

Когда они опять двинулись дальше, Коннор спросил, продолжая начатый разговор:

– Так как насчет запасов – у твоего деда отложены деньги для того, чтобы купить еще товар на продажу?

– Мы потратили все, что у нас было, на эти фрукты. У нас не будет больше денег до конца недели. Он вложил все деньги в газеты.

– Какие еще газеты?

– Ну... На них нарисована королева. Мы с дедом подумали, что сможем получить кучу монет сверх того, что вложили, когда продадим их.

Коннор посмотрел на него с удивлением:

– Тогда зачем тебе было покупать эти дурацкие апельсины? Мне кажется, День коронации с толпами народа по всему Лондону был бы самым подходящим моментом для выгодной продажи таких газет.

– Так-то оно так, – вздохнул мальчик, – но дело в том, что у нас их еще нет. Мы купили их по дешевке на бирже и сможем получить деньги только в субботу. В субботу должны выйти эти самые газетные листки, рассказывающие о сегодняшних событиях, и я надеюсь сплавить немного в парке, где соберутся люди.

– Да, пожалуй, ты прав.

– Это то, чем ты сейчас должен будешь заняться? – спросил вдруг Мойша, задрав кверху голову и пристально изучая одежду Коннора. – Ты должен будешь присутствовать на коронации?

Коннор не мог сдержать смеха:

– Я? В Вестминстерском аббатстве? Думаю, что нет. Я, правда, лелеял тайную надежду, что какая- нибудь королевская фрейлина пришлет мне персональное приглашение, но увы... – Он весело подмигнул: – Коронация – не лучшее место для человека с такой работой, как у меня.

– Королева будет в красивой карете проезжать по дороге, ведущей в Аббатство, – произнес Мойша, который, похоже, наконец-то, разговорился. – И когда коронация закончится, она поедет назад во дворец по улицам, держа в руках жезл и скипетр.

Коннор щелкнул пальцами:

– Вот что я тебе скажу. Почему бы нам не отправиться на угол Гайд-Парка? Процессия будет проходить как раз мимо того места, и, если ты пойдешь со мной, думаю... думаю, я смогу раздобыть денег, чтобы ты купил товар для продажи.

– Да ну! – недоверчиво воскликнул мальчик.

– Я бы одолжил тебе свои собственные деньги, но несколько пенни на еду – все, что у меня сейчас имеется. Однако я знаю, у кого есть больше монет, чем у меня... Намного, намного больше.

– Ты уверен? – мальчик поднял голову и посмотрел на своего благодетеля.

– Ты только слушайся меня, Мойша. Скоро мы наполним твой мешок, а, может быть, и еще один. Только делай все в точности так, как я тебе скажу. А сейчас пойдем. – Взяв мальчика за руку, Коннор повел его вниз по улице, добавив уже по пути: – Первое правило настоящего любовника – никогда не заставляй женщину ждать. Тем более – королеву Англии.

III

Вторник, 28-е июня, 1838 год.

Я достигла Аббатства чуть позже половины одиннадцатого, сопровождаемая радостными криками и приветствиями; прежде всего я прошла в гардеробную, расположенную недалеко от входа. Там меня встретили восемь дам, которые должны были нести мой шлейф: леди Каролина Леннокс, леди Аделаида Пэджет, леди Мэри Тальбот, леди Фанни Коупер, леди Вильгельмина Станхоуп, леди Энн Фиц- Уильям, леди Мэри Кримстон, и леди Луиза Дженкинсон – все в восхитительных нарядах из белого сатина, расшитого серебром.

После того, как на меня накинули длинную мантию и молодые леди взяли ее по бокам, я покинула гардеробную, и процессия началась. Все вокруг выглядело превосходно, дамы были просто великолепны в своих блестевших золотом и серебром платьях, строгие костюмы лордов подчеркивали важность и торжественность происходящего. Мои юные пажи находились постоянно рядом и выполняли все мои пожелания. Епископ Кентский стоял недалеко от меня, однако, как и предупреждал лорд Мельбурн, был потрясающе неловок и бестактен. Когда начал петь церковный хор, я зашла в маленькую темную часовню Св. Эдварда, что сразу за алтарем, сопровождаемая своими фрейлинами и пажами,– сняла свою красную мантию, затем надела узкую жакетку, края которой зашнуровывались золотистой тесьмой, поверх нее – большую тунику из блестящей материи, сшитую также в форме накидки; свое бриллиантовое ожерелье я пожертвовала Аббатству; затем, сопровождаемая камергером, прошла к креслу Св. Эдварда и села в него. После этого происходили разные интересные вещи, и, наконец, на мою голову была возложена корона, что было – я должна признаться – самым впечатляющим моментом в моей жизни.

Мой дорогой лорд Мельбурн чуть не упал в обморок от переполнявших его чувств. Всю свою жизнь он относился ко мне, как к ребенку, я бы даже сказала, как к своему ребенку. Отовсюду раздались громкие возгласы, послышалась дробь барабанов, звуки труб, ружейные выстрелы, зрелище вокруг было незабываемым.

(Дневник королевы Виктории.)

В тот самый момент, когда корона опустилась на голову молодой королевы, два ряда придворных трубачей подняли кверху свои горны, зазвучали фанфары. Со всех сторон раздались оглушительные возгласы множества людей, собравшихся в этот день в Вестминстерском аббатстве. Грохот барабанов начал стихать, переходя в частую дробь, затем неожиданно оборвался. Еще раз прогремели фанфары. Снаружи, откуда-то с улицы, раздалась серия пушечных выстрелов. Их грохот потряс здание, в котором происходила церемония, и заставил замереть находившихся в нем людей. Тотчас гром пушек сменился невероятно оглушительным шумом, создаваемым сотнями, тысячами голосов горожан, собравшихся огромной толпой вокруг Аббатства, певших и кричавших «Боже, храни королеву!» своей новой