– А этот муж – он непременно должен быть китайцем?
Снова опустив глаза, Мей-ли прошептала в ответ:
– В Китае женщина обязана подчиняться трем мужчинам. До того, как выйти замуж, она подчиняется отцу, затем мужу, а в случае, если останется вдовой,– сыну. Мой дядя, моя семья, да и законы моего народа – все они требуют того, чтобы моим мужем был китаец.
– А как вы сами? Вы тоже этого требуете?
– Я... – не в силах ответить, девушка печально склонила голову.
– А что насчет сестры Кармелиты?... Она не сказала, за кого вы выйдете замуж?
– Она говорить... – Мей-ли внезапно замолчала, бросив на Росса странный, вопросительный взгляд.
– Что? Что она сказала?
– Она не говорить мне – только то, что я выходить замуж дважды.
– Дважды?
– Она говорить, «у тебя быть два мужа – один для души, один для плоти». И мне кажется, что муж для души может быть и не китайцем, поскольку в душе своей мы все являемся единым народом, китайцы мы или фан-куа.
Улыбка Мей-ли была настолько теплой, настолько искренней, что Росс не мог не улыбнуться девушке в ответ. Понимая, что Мей-ли может почувствовать его отношение к ней и что эти его чувства наверняка останутся безответными, Росс, тем не менее, сказал:
– Возможно, когда я открою для себя Гору Хранящих Спокойствие, я взойду на нее, как фан-куа, а спущусь настоящим пайсинем.
Он употребил общее название, относящееся Ко всем китайцам: пайсинь44, или «сто фамилий», означавшее ограниченный список официальных фамилий в Китае.
– Да, Росс Баллинджер, я полагаю, что так и будет. После минутной неловкой тишины Росс произнес:
– Ваш дядя говорил еще кое о чем, когда я в первый раз его встретил. Это прозвучало весьма загадочно – что-то о приближающемся землетрясении, жертвенном вине и о человеке, который строит свой дом, тихий и прочный.
– «Возвышенный человек строит свой дом, тихий и прочный, и ищет свое сердце»?
– Да! – воскликнул Росс. – Точно! Так что же ваш дядя имел в виду под этими словами?
– Они из «Ицзина»45, благословенной философской книги, написанной почти три тысячи лет назад. Она используется для гаданий, и предсказание, которое процитировал мой дядя, называется «Чен», или «Молния».
Мей-ли сказала что-то по-китайски сестре Кармелите, после чего та оживленно закивала в ответ и поспешила в соседнюю комнату, служившую спальней для них обеих.
– Я всегда беру с собой экземпляр «Ицзина», Куда бы я не направлялась, – объяснила Мей-ли, когда монашка вернулась из комнаты, держа в руках небольшую книжку в кожаном переплете. – Мой дядя говорить мне, что он попробовал определить ваше будущее до того, как вы с ним увиделись, чтобы посмотреть, насколько благоприятна будет встреча с вами. – Она перелистывала книжку до тех пор, пока не нашла нужную страницу, затем прочитала перевод вслух: – «Молния приносит удачу. Приближается землетрясение – о, нет! Смех слышен – ах, ха! Сотрясение приводит всех в ужас на сотни миль вокруг, но возвышенный человек еще не опрокинул чаши жертвенного вина. Содрогание накатывается за содроганием, но, среди страха и сотрясений, возвышенный человек строит свой дом, тихий и прочный, и ищет свое сердце,» – закончив читать, Мей-ли опустила книгу на колени.
– Я не уверен, что понял вас правильно, – честно признался Росс.
– Оракул, или предсказание, описывать катаклизм, который случаться в чьей-то жизни; он может быть личной или куда большей по масштабам катастрофой, например, войной. И возвышенный человек...
– Просветленный человек, – перебил Росс. – Просветленный человек учится тому, как сохранять спокойствие и не уступать страху – не это ли означают слова о том, что не проливается жертвенное вино?
– Верно, – согласилась Мей-ли. – Но жертвенное вино также относится к его духовному порядку. Во времена великих потрясений он поддерживает свой порядок.
Какое-то мгновение Росс обдумывал слова девушки, затем сказал:
– Ваш дядя также говорил о молнии, увязающей в грязи, и что-то о несчастье, которого можно избежать, предпринимая какие-либо действия.
– Э-э... давайте посмотрим, – пробормотала Мей-ли, перелистывая страницы. – Да, вот оно. Здесь всего шестьдесят четыре оракула, и каждый из них состоит из шести сплошных или разорванных линий. Сплошные линии есть янь46, или мужское, позитивное начало. Разорванные линии – это инь47, или женское, негативное начало.
– Я слыхал об инь и янь48.
– Вот, например, как выглядит «Чен», – сказала девушка, прочерчивая пальцем на столе перед собой ряд линий. В самом низу она показала сплошную линию, затем две разорванных, еще одну сплошную и, наконец, две дополнительных разорванных линии. – Янь, инь, инь, янь, инь, инь. Когда мой дядя определял ваше будущее, третья и четвертая линии были изменяющимися. Это означает, что они перейдут в свою противоположность. Оракул говорит для третьей линии: «Несмотря на то, что молния приносит ему страдания и приводит его в замешательство, он может оставаться свободным от несчастий, занимаясь делом». Четвертая линия означает: «Молния увязает в грязи, и нарушается гармония всего движения».
– Да, именно эти слова сказал мне ваш дядя. Мей-ли нашла в книге еще одну гексаграмму:
– Теперь посмотрим, что случится с гексаграммой «Чен», когда две ее линии изменятся. Это будет янь, инь, янь, инь, инь, инь. Этот оракул откроет вам часть вашего будущего, – она перевернула еще несколько страниц, затем произнесла: – Вот это: «Минг И»49, или «поражение, затемнение света».
Молодые люди с удивлением посмотрели друг на друга; фраза, которую только что произнесла Мей-ли, в точности повторяла слова, сказанные сперва Лином Цзе-сю, а затем сестрой Кармелитой, когда она говорила о судьбе Росса.
– О чем там написано? – нерешительно спросил Росс. Девушка пробежала глазами по вертикальным столбцам китайских иероглифов, затем перевела прочитанное:
– Солнце тонет в поднебесье. Среди поражения света возвышенный человек укрывает свой собственный фонарь и дает ему возможность сиять.
– Звучит не слишком-то оптимистично, – прокомментировал Росс.
– Может быть, но этот оракул предлагает путь, следуя которым, можно сиять во тьме.
Мей-ли вернулась к началу книги и принялась переводить другие гексаграммы. Как раз в тот момент, когда она перешла к «Чжунь», – «Трудности в Начале» – приглушенный взрыв нарушил тишину, воцарившуюся на борту джонки после обеда. Затем последовал второй раскат, по которому можно было безошибочно определить, что где-то вдалеке стреляет пушка.
Росс бросился через комнату к двери и уже на пороге столкнулся с Фраем Льюисом, спешащим навстречу в сопровождении китайского моряка. Моряк что-то быстро сказал гвардейцу, стоящему на страже.
– Британский военный корабль! – воскликнул Фрай Льюис. – Он только что сделал два выстрела, ядра пролетели прямо над нашими головами!
Мей-ли и сестра Кармелита вскочили со своих мест. Девушка попыталась выйти из комнаты вслед за Россом, однако гвардеец преградил ей путь, объяснив при этом, что женщинам не полагается находиться на палубе во время угрозы начала баталии. Росс обернулся к Мей-ли, показывая знаком, что собирается просто посмотреть на происходящее, и вышел наружу.
На борту джонки царила невообразимая суматоха. Китайские моряки бегали по палубе, вооружаясь луками и ротанговыми щитами или занимая позиции у небольших пушек. Россу с трудом удалось пробраться сквозь толпу к носовой части судна, где его внимание сразу приковал фрегат британского военно-морского флота, стоящий справа по борту на расстоянии около трех сотен ярдов. Корабль был вооружен сорока или
