сумасшедшую вендетту, пытаясь отомстить мне, отправляя на тот свет всех моих женщин.
— Правда, у меня нет ни одной, — поспешил объяснить я, — но он трактует это понятие в максимально широком смысле. Одну женщину он убил за то, что она дала показания против него на суде двенадцать лет назад, другую — только лишь за то, что мы однажды вместе с ней отужинали в ресторане. Я даже не знал ее фамилии.
— И он убил ее? Почему же полиция не арестует его?
— Надеюсь, со временем это произойдет. Но пока...
— Ты хочешь сказать, что мне угрожает опасность?
— Честно говоря, не уверен. Возможно, он и не подозревает о твоем существовании, а если и знает, то вряд ли сможет разыскать тебя под новой фамилией и по новому адресу. Но этот подлец удивительно находчив.
— А как же дети?
Один из моих детей уже работал, другой ходил в колледж, располагавшийся на другом конце поселка.
— Думаю, они в безопасности, — произнес я. — Этот сумасшедший интересуется лишь женщинами.
— Точнее, убивает их. О Боже... Так что же мне делать?
У меня были на этот счет кое-какие предложения, и я поделился ими. Во-первых, можно уехать в отпуск куда-нибудь подальше, если есть такая возможность. Если нет, ей следует обратиться в местное отделение полиции и поинтересоваться, какую помощь они могут предложить. Возможно, есть смысл обратиться в частное охранное агентство. В любом случае необходимо соблюдать осторожность, не открывать дверь незнакомым людям и...
— Проклятье, но мы же разведены! — сказала она. — У меня теперь другой муж. Неужели он этого не понимает?
— Не знаю, — ответил я. — Возможно, он считает себя католиком и не признает разводов.
Поговорив еще немного с бывшей женой, я попросил ее позвать к телефону ее нового мужа и пересказал ему все, что сообщил ей. Он показался мне здравомыслящим и решительным человеком, и я положил трубку в уверенности, что он сможет правильно оценить ситуацию и принять необходимые меры. Мне хотелось думать, что то же самое он мог бы сказать и про меня.
Затем я подошел к окну и взглянул на расстилавшийся передо мной город. Когда я только въехал в этот отель, из окон моего номера открывался вид на башни международного торгового центра, но затем новые здания загородили его, а вместе с ним — и значительную часть неба.
Опять заморосил дождь. Внезапно я вспомнил о Мотли: интересно, где он сейчас? Возможно, стоит, промокший, на улице... а может, уже нашел свою смерть?..
Затем я взял телефон и набрал номер Джен.
Она работала скульптором и имела собственную мастерскую южнее Ченнел-стрит, на Лиспенард-стрит. Нас свела судьба во время моего очередного запоя, и мы вдвоем откупорили немало бутылок у нее в студии. Затем она стала трезвенницей, и наши встречи прекратились, но затем вслед за ней бросил пить и я, и мы стали встречаться вновь, однако недолго. Вскоре мы расстались, хотя я и не до конца понимал почему.
— Привет, Джен, это Мэтт, — сказал я. — Прости, что звоню так поздно.
— В самом деле поздно, — ответила она. — Что, что-то важное?
— Да. Правда, я не уверен, касается это тебя или нет, но не простил бы себе, если бы не предупредил тебя.
Затем я рассказал ей всю историю — несколько более подробно, чем Аните. Джен видела телевизионный репортаж о гибели Тони, но даже и не подозревала, что это могло быть не самоубийство. Она также не подозревала, что Тони тоже была анонимным алкоголиком.
— Не знаю, видела ли я ее... — задумчиво произнесла она.
— Вполне возможно; ты ведь приходила несколько раз в Собор Святого Павла. Кроме того, Тони выступала и на собраниях других групп.
— Так это с ней ты ходил на собрание куда-то... Ты говорил мне, но у меня вылетело из памяти.
— В Ричмонд-Хилл.
— Это что, где-нибудь в Куинсе?
— Да.
— И он убил ее только из-за этого? Или у вас с ней были какие-то отношения?
— Вообще никаких. Во-первых, она была совершенно не в моем вкусе, во-вторых, у нее был роман со своим шефом на службе. У нас ничего даже не намечалось. Я болтал с ней иногда на собраниях, но только для того, чтобы убить время.
— И только лишь на основании этого...
— Да.
— Ты уверен, что это было не самоубийство? Хотя да, конечно. Что за дурацкий вопрос! Ты полагаешь...
— Я не уверен в том, что полагаю, — сказал я. — Он вышел из тюрьмы четыре месяца назад и вполне мог провести эти четыре месяца, следя за мной; за это время мы с тобой не встречались ни разу, а значит, и узнать о твоем существовании он не мог. Но я не имею ни малейшего представления о том, что в действительности ему обо мне известно, мог ли он узнать от кого-нибудь что-то такое, чему сам просто физически не мог быть свидетелем, какие меры он предпринял, чтобы добыть сведения обо мне. Хочешь знать, что я думаю обо всем этом?
— Конечно.
— Я думаю, что наутро тебе первым делом нужно сесть в самолет и улететь куда-нибудь подальше, не слова ни говоря никому, куда именно. Даже билет оплати наличными, чтобы никто ничего узнать не смог.
— Ты серьезно?
— Еще как!..
— У меня великолепные замки на двери. Я могу...
— Нет! — прервал ее я. — В твоем здании нет никакой охраны, и любой сможет без труда войти в него и выйти незамеченным. Ты, конечно, можешь рискнуть, но не обманывай себя мыслями о том, что ты можешь оставаться в Нью-Йорке и при этом чувствовать себя в безопасности.
Некоторое время Джен молча размышляла над моими словами.
— Нужно сходить к моему... — начала было она, но я оборвал ее:
— Не смей говорить об этом по телефону!
— Ты думаешь, линия прослушивается?
— Думаю, что лучше всего тебе не рассказывать никому о своих планах. В том числе и мне.
— Ясно, — вздохнула она. — Ну что же, Мэтт, ты смог убедить меня в том, что все это очень серьезно. Я прямо сейчас начну собирать вещи. Как я узнаю, когда можно возвращаться обратно? Могу я позвонить тебе?
— В любое время. Только ни в коем случае не оставляй своего телефона.
— Я чувствую себя чертовски глупо; как будто я изображаю из себя какого-нибудь шпиона. А если, допустим, я не смогу дозвониться? Как тогда узнать, что можно возвращаться обратно?
— Пара недель все решит, — ответил я. — Либо один финал, либо другой — третьего не дано.
Во время беседы по телефону я боролся с желанием прыгнуть в такси и помчаться на Лиспенард-стрит, чтобы хоть как-то попытаться защитить ее. Мы могли бы проболтать несколько часов кряду и выпить за это время несколько галлонов кофе; эта ночь как небо от земли отличалась бы от той, в которую мы познакомились.
Но теперь эти ночные беседы навсегда канули в Лету. Я потерял ее, и хотя иногда порывался восстановить прежние отношения, каждый раз это оканчивалось ничем — мы уже расстались, расстались раз и навсегда. В наших душах еще теплилось какое-то теплое чувство, однако будущего у нас с ней уже не было.
Тогда, прежде, когда я вдруг понял, что между нами все кончено, я как-то позвонил Джиму Фаберу.
— Никак не могу понять, — сказал я ему, — что все это кончилось. Честно говоря, я думал, что у нас что-нибудь получится.
