полная задница!
— Господи, Берн! — взмолился он. — Ну, неужели ты не можешь заставить ее вести себя, как подобает даме?
— Как раз работаю над этим. Зачем пожаловал, Рей?
— Перемолвиться парой словечек с глазу на глаз. От силы минуты три, больше времени это не займет. Если она собирается торчать тут и дальше, можем пойти в подсобку.
— Нет, я пойду, — сказала Кэролайн. — Как раз собиралась заглянуть в одно местечко.
— Спасибо, что напомнила. Я тоже не прочь заглянуть туда же. Давай, Кэролайн, действуй! А мы с Берни пока потолкуем. — Он подождал, пока Кэролайн не выйдет из комнаты, затем опустил руку на альбом, который Элспет Питерс оставила на прилавке. Правда, теперь он был закрыт, и репродукции с картины Мондриана видно не было. — Картинки… — заметил он. — Верно?
— Да. И очень хорошие, Рей.
— Как та, что ты увел из квартиры Ондердонка?
— О чем это ты?
— Парня по имени Мондриан, — сказал он (вернее, получилось у него нечто вроде «Мундрейн»). — Висела над камином и была застрахована на триста пятьдесят тысяч долларов.
— Куча денег, верно?
— Да уж, недурно. Насколько нам стало известно, это единственное, что пропало из квартиры. Картина вполне приличных размеров, белый фон, на нем пересекающиеся черные линии, пятно краски тут, пятно там…
— Я ее видел.
— Вот оно как… Не шутишь?
— Когда оценивал библиотеку. Она висела над камином… — Секунду я колебался. — Вроде бы он говорил, что собирается отдать ее обрамить.
— Ага. Ему позарез была нужна новая рамочка.
— А ты откуда знаешь?
— Вот что я скажу тебе, Берни. Рамочку от этого самого Мундрейна нашли в шкафу, рядом с телом Ондердонка, и она была изломана в куски. Алюминиевая рамка, вся искореженная, и еще там нашли такую штуковину, ну, к которой крепится полотно. Только его не было.
— Не было? Чего не было?
— Полотна. Кто-то вырезал эту картинку прямо с мясом, но клочков этого мяса оказалось достаточно, чтоб один парень, эксперт из страховой компании, подтвердил, что вроде бы это и есть остатки того самого Мундрейна. Лично я ни за что бы не догадался. Представляешь, какой-то один жалкий клок полотна, в дюйм шириной, белый, а на нем какие-то точечки, ну, вроде бы как азбука Морзе, ну и еще, кажется, такое малюсенькое пятнышко красного… И сдается мне, что ты свернул это самое полотно в рулон и вынес его из дома под одеждой.
— Да я к нему и пальцем не прикасался!
— Ага, как же, как же! И еще ты, должно быть, здорово торопился, раз вырезал картину из рамки, вместо того чтоб спокойно и аккуратненько вынуть ее. Тогда бы полотно было целое. Нет, я не думаю, что ты убил его, Берн. Я долго думал и все же, сдается мне, это не ты.
— И на том спасибо.
— Но я точно знаю, что ты там побывал и, должно быть, именно ты забрал эту картину. Может, услышал, что кто-то идет, испугался и вырезал ее из рамки. Может, оставил рамку висеть на стене, а Ондердонка — связанным, и кто-то другой сунул рамку в шкаф и прикончил его.
— Но к чему им было это делать?
— Как знать, что заставляет людей откалывать порой самые чудные штуки?.. Безумный мир, населенный безумными людьми.
— Аминь.
— Но дело не в этом. Я думаю, Мундрейн у тебя.
— Мондриан. Не Мундрейн, а Мондриан.
— Какая разница! Да назови я его хоть этим самым… Пабло долбаным Пикассо, ты б все равно понял, о чем речь. Я считаю, что картина у тебя, Берни. А если даже и нет, то ты знаешь, где ее взять. Именно поэтому я и здесь, вместо того, чтоб спокойно сидеть себе дома задрав ножки перед телевизором.
— Но к чему это тебе?
— Да к тому, что за нее назначено вознаграждение, — сказал он. — Эта страховая компания, шайка дешевых придурков, назначила награду тому, кто ее найдет. Десять процентов. А сколько это получается, десять процентов от трехсот пятидесяти тысяч, а?
— Тридцать пять тысяч долларов.
— К чему тебе книжная лавка, Берни? Свободно можешь устроиться бухгалтером! И потом, тебе самому ой как понадобятся наличные!.. Чтоб отмазаться от этого обвинения в убийстве, верно? Деньги на адвоката, деньги на разные там текущие расходы. Да, черт возьми, деньги всем нужны, разве нет? Подумай хотя бы о том, что тебе не придется рисковать по мелочам, забираясь в чужие квартиры. Приносишь картинку, я все быстренько оформляю на себя, и мы делимся.
— Как делимся?
— Ну, скажи, Берн, ну разве я когда-нибудь жадничал, а? Пополам, вот как поделимся. И все будут счастливы. Рука руку моет. Я тебе еще и спинку потру, если намек понятен.
— Вроде бы понятен…
— Так что на рыло придется по семнадцать с половиной тысяч, и вот что я скажу тебе, Берн: игра стоит свеч. И потом, к чему тебе вся эта огласка, обвинения в убийстве и прочее? Ведь если так пойдет и дальше, покупателя на картину тебе не найти. И с самого начала заруби на носу: перепродать ее страховой компании тоже не удастся, потому как эти ублюдки — мастера расставлять разные хитрые ловушки. Не успеешь опомниться, а они уже держать тебя за глотку и вытрясли все. Нет, я понимаю, ты мог украсть ее и по заказу. Может, картину уже ждет клиент, но стоит ли рисковать? Прежде всего, где гарантии, что он тебя не кинет? И во-вторых, сам будешь дышать спокойнее, когда страховая компания получит свою картину обратно.
— Вижу, ты все продумал.
— А как же! Ведь человек обязан думать о себе, разве нет? Правда, может оказаться и по-другому, Берн. Вполне может оказаться, что ты уже успел толкнуть ее заказчику в ту же ночь… — Он переступил с ноги на ногу. — Слушай, а чего это она там застряла, а, Берн?
— Отвечает на зов природу, полагаю.
— Ясно. А то давно бы пора ей и прокакаться и освободить горшок. Иначе я просто лопну. Так что я говорил?.. Да, если ты уже успел загнать этого Мундрейна, надо бы вернуть его. Стырить у этого типа.
— У клиента, которому я его продал?
— Или у клиента, которому он перепродал его, если уж быть до конца точным, Берн. И поверь, вся эта шумиха вокруг твоего дела тут же уляжется, стоит только найти Мундрейна. Это позволит отделить дело об убийстве от дела по ограблению и, возможно, заставит наших людей активнее искать другого убийцу.
— И к тому же позволит тебе прикарманить тридцать пять кусков, да, Рей?
— Нет, ровно половина твоя, не забывай этого. Что, черт возьми, случилось с Кэролайн? Может, пойти глянуть, а уж не провалилась ли она в дырку?
Но в эту самую секунду в комнату ворвалась моя любимая собачья парикмахерша, совершенно бездыханная и придерживающая одной рукой пояс джинсов, а другую молитвенно простирая к нам.
— Берни, — задыхаясь, воскликнула она, — там полная катастрофа! Ты только не смей ходить туда, Рей, даже не думай!.. Берни, я ничего такого не сделала, просто бросила в унитаз тампон и спустила воду. И думала, что все в порядке, но там что-то засорилось, и потом все полезло наружу, и теперь там, в сортире, кругом на полу дерьмо, и оно все лезет и лезет. Я пыталась прибраться, но вышло только хуже. Ты не поможешь, а, Берн? Иначе, боюсь, скоро всю лавку затопит.
— Ладно, я пошел, — сказал Рей и направился к двери. Лицо его приобрело зеленоватый оттенок, и выглядел он несчастным. — Так я свяжусь с тобой, да, Берн?
— А ты, Рей, не хочешь нам помочь?
