мама, — так ты что, из-за стеклышка только прикатил? Господи! Слава Богу, хоть под машину не попал.
— Я пойду, — сказал дядя Леша, ничего не слушая. Перед самой дверью глаза вдруг его заблестели, он таинственно и зло прошептал: — Я найду все-таки, как ее удержать!
— Тебя проводить, дядя Леша? — крикнула вдогонку Катя, но дверь уже хлопнула.
Затем ворвалась к ним Анна Павловна. Видно было, что ночь она не спала. Она ломая руки застонала перед Катей:
— Катенька, давай своего попа, окрестим Васеньку.
— Да, конечно, — тихо и потупясь сказала Катя, — пусть умрет крещеный.
— Как?! — вытаращила глаза Анна Павловна. — Как?!
Очень страшно звучало сказанное Катиным тихим голосом слово «умрет».
— Ладно тебе каркать! — выступил папа. — Тоже мне, пророчица! Пойдем к отцу Василию.
— Тебе ж на работу, Костя, — сказала мама.
— Ничего, — ответил папа, — отбоярюсь.
Через полчаса отец Василий с Катей входили в Васину квартиру. Еще на лестничной площадке они услышали скандал, бушевавший в квартире. Открыла заплаканная Анна Павловна.
— Через мой труп ты его окрестишь! — выскочил из комнаты Василий Иванович.
— И переступлю я через твой труп, переступлю! — крикнула ему прямо в лицо Анна Павловна.
На подмогу Василию Ивановичу откуда-то явился Васин дедушка — и понесся чертоворот, в центре которого стояли отец Василий и Катя и ждали. Пришел и врач вчерашний, Давид Ниссонович. Тот зашумел было на отца Василия, но Катя подошла к нему и сунула стеклышко прямо ему в очки.
— А вы, дядя Вася, это стеклышко не бейте, оно мое.
Давид Ниссонович подошел к Васе, скандал приутих. Давид Ниссонович направил стеклышко на Васю и отшатнулся, вскрикнув. Очень долго смотрел он на Васю и, уже спокойный, возвратил стеклышко Кате. Даже более чем спокойным было его лицо. Он с таким видом отдавал стеклышко, будто ему было все известно, все неинтересно; такое снисхождение было в его взгляде, будто ему ведома некая тайна.
— Ну и что? — обратился он к Кате и отцу Василию. — Оптический обман! — И ухмыльнулся, сказав так.
Впервые в жизни Кате захотелось ударить человека.
— Уходите! — зашипел на отца Василия дед Васи. — Я вами лично займусь.
— Спаси вас Господи, — сказал отец Василий и надел шляпу. — Пойдем, миленка-Катенка.
Анна Павловна бросила умоляющий взгляд на отца Василия. Тот понял взгляд.
— Мы пойдем к Катеньке, чайку попьем, — громко сказал он, глядя на Катю.
И они пошли пить чай. Папа ушел на работу, а мама была как на иголках: она уже опаздывала. Она оставила им ключи и убежала. Попивали чаек отец Василий с Катей, беседовали и ждали.
— Батюшка, — говорила Катя, — наш дядя Леша говорил, что в стеклышках какое-то особое преломление лучей.
— Очень может быть, — улыбнулся отец Василий, — у Бога всего много. Бог дал природе законы, через них Он и действует. Жалко, конечно, твоего дядю Лешу. Эх, недаром ведь сказано Екклесиастом-проповедником в Библии: кто умножает знания — умножает скорбь. О рабы своих страстей, смеющиеся над нами, рабами Божьими! А ведь нету, миленка-Катенка, людей на земле свободней, чем рабы Божии.
Их беседа была прервана Анной Павловной.
— Ушли мои крокодилы, —
