всепытливейший, вот этому они поклоняются. Погоди, она вся в пыли и песке, позволь я очищу ее,.. – с этими словами Хаим плюнул на доску и стал растирать полотенцем, сгоняя слюной пыль и песок. И в то же мгновение пленный сделал шаг в сторону Великого визиря и с рычанием вырвал у него доску и тут же с размаху хватил его кулаком по уху. Даже на вскрик не успел среагировать великий визирь и, отлетев метра на три, приземлился в углу шатра, носом в стойку. Когда поднимался он, нос и ухо его были такие же как у обоих его помощников. Солдата, бросившегося было к пленнику, Тамерлан остановил движением руки.
– Ты у меня эту доску сейчас сожрешь заместо хлеба,.. не-ет, я из этих досок угольки сделаю и ме-едленно на них поджарю тебя.
– Сделай милость, только не плюй больше при мне на святые лики. Ну, а коли сподобит Матерь Божья от огня иконы своей смерть принять, – дай, Господь, каждому.
– Хаим! – грозно напомнил о себе Тамерлан, – ваши разговоры переводи мне сразу и быстро.
Хаим перевел, стирая с лица кровь.
Тамерлан взял икону, приблизил к глазам и стал внимательно ее разглядывать, то удаляя ее, то приближая.
Давно Хаим не видал у своего повелителя такого взгляда, такого разглядывания. Давно уже великий визирь высветил и просветил все причуды и изгибы взрывного характера владыки мира, все душевные струнки его были как на ладони у Хаима и в совершенстве знал он какую когда нажимать надо, за какую посильней дернуть, а какую так поприжать, что б и сам хозяин о ней забыл, все взгляды властителя вселенной, что за ними стоит и последует, были изучены лучше линий на своих ладонях. Взгляд, которым хозяин сейчас разглядывал икону, Хаим наблюдал у него только однажды: так он рассматривал карту расположения персидского войска, того самого войска с которым (первый и последний раз за все войны) было потом сражение равных и чья возьмет до последнего момента неясно было. Только сверхъестественное чутье Тамерлана, его нечеловеческая интуиция, каменная выдержка и необыкновенное умение мгновенно ориентироваться в мгновенно – непредсказуемо изменившейся ситуации, спасли тогда от разгрома его армию и принесли разгром противнику. Измени он направление главного удара несколькими секундами позже, а ввод последнего резерва столькими же секундами раньше, ничего бы не спасло, уничтожена б была великая армия. Но все произошло наоборот. О том, что предстоим бой равных, знал Тамерлан, потому так и изучал карту. Но чего так смотреть на эту доску? Перевел Тамерлан взгляд на пленника:
– А на меня бы тоже бросился, если б я на нее плюнул?
– Да хоть на кого! Отцу б родному не спустил, матери б... Да нешто это возможно, последний забулдыга у нас никогда б не пошел на такое. Да и зачем?
– А и то,.. – усмехнулся Тамерлан, – зачем? Мой Великий визирь хотел всего лишь, пыль с нее стереть. Так ведь, Хаим? Ведь не было у тебя злого умысла?
– Был, о, повелитель.
– Ха-ха-ха,... ай, да доска! Мне это странно, Хаим, да ты пленному переводи, переводи и то что мне отвечаешь тоже переводи,... ну, да, помню твои рассказы, ну так родила вот эта женщина вот этого Младенца, ну подрос он, в самозванцы полез, от имени Бога выступать начал...
От имени Бога это нехорошо. Ну так распяли ж вы Его. И делу конец. Но зачем же на женщину плевать, о, Хаим? Она – то при чем, ха-ха-ха, плюнь на любую из моих заложниц, да ты ведь никогда не был женоненавистником, Хаим, ха-ха-ха...
– Я и не стал им, о, насмешливый, и никогда не плюну ни в одну из твоих наложниц, ибо они святы, они освящены твоими к ним прикосновениями. Но то, что ты держишь в руках не заслужило твоих насмешек, а заслужило – огня! Все это очень серьезно, о, пресветлый, то, что ты держишь в руках, это их сила, это как для тебя твой заговоренный меч, мой старый подарок, как твое войско... – Опустил руку Тамерлан, взял ладонью рукоятку неразлучного меча, воистину неразлучного, спал с ним вместе, действительно сила и спокойствие от него источались, но, что за сила в этой доске? И точно поймав его мысль, Хаим сказал, жестко глядя в глаза повелителю,:
– То, что изображено на этой доске, это не просто женщина, родившая Распятого, которому они поклоняются как Богу...
– Да не Распятому мы поклоняемся, а Воскресшему! – вскипел вдруг пленник и шаг сделал к великому визирю. На месте остался Хаим и сам врезал пленнику, опережая его эмоции, четко врезал, без замаха, в самую вмятину на груди. Даже не охнув, распластался на земле пленник.
– Хаим!.. Тамерлан поморщился и покачал головой, – ты всегда ненавязчиво учил меня сдержанности с такими...
– Этот не из тех, о, все они... ко всем к ним,... нечего быть сдержанными... Посмотрим еще, как он закорчится, заюлит под угольками из этой доски!... А на доске, я заканчиваю
