— У меня нет мамы. Она умерла, когда я учился в первом классе.
— Прости, пожалуйста, — Карла смущенно опустила глаза.
— Она ко мне во сне приходила и говорила, что она жива и что ей хорошо.
Карла очень не хотела продолжать разговор на эту тему. Ей всегда становилось не по себе, когда при ней речь заходила о покойниках. У нее самой умерла мама, когда она была чуть постарше этих шестиклашек. И она до сих пор помнит ужас того состояния, когда окончательно осозналось: у нее больше нет матери. Но ни разу за эти годы умершая мать не являлась ей во сне.
— Во сне может все что угодно присниться, — сказала она, не поднимая глаз и глядя в классный журнал.
— Да, дедушка говорит, что снам доверять нельзя, но есть особые сны, Божьи. Да и батюшка, отец Порфирий, говорил, что явление моей мамы от Бога было. Помолились мы все вместе вечером, а ночью она опять является. Я с ней вслух разговаривал, дедушка вставал, крестил меня, икону нашу ко мне прикладывал, а мама только радовалась этому. А икона наша семейная — это все январские святые. И Павел Фивейский там есть. У тебя когда день рождения? — Ваня повернул голову к отличнику.
— Послезавтра, а что?
— Так он у тебя небесный покровитель! — Ваня проговорил это с такой улыбкой, что у Павла даже злость прошла. — У тебя именины через две недели, двадцать восьмого. В этот день его праздник. Он в этот день преставился.
— Умер, что ль?
— Преставился!
— Тоже мне, праздник! Празднуют день рождения.
— Нет, празднуют и преставление. Честна пред Господом смерть преподобных Его. В этот день они в Царство Небесное идут. А это — праздник праздников всей жизни. Так вот, а Павел Фивейский, тот, настоящий...
— А я что, игрушечный, что ль? — опять обиделся отличник.
— Да, — совершенно серьезно сказал Ваня, — мы с тобой игрушечные. Как и все здесь.
— И я? — улыбаясь спросила Карла.
— И вы тоже, все мы — игрушки в лапах того, кого ты, Павел, поминал раз тридцать до звонка.
— Черта, что ль?
— Его. Только лучше не поминай его больше, — Ваня вдруг размашисто перекрестился. На легкий смешок, возникший в классе, он не обратил внимания и продолжал: — Тот, настоящий Павел Фивейский, монах-затворник, всю жизнь с ним боролся молитвой. И вот, чтобы он не отвлекался на заботу о еде, Господь посылал ему ворона с хлебом.
— Хо, — раздался сзади тот же ухмылистый голос, что издевался недавно насчет Закона Божия. — А вон ворона за окном летит. Давай, помолись-ка ей, может, поднесет чего-нибудь в клювике!..
— Так, Антон, без насмешек! — Карла поднялась над своим столом.
— Антон? — Ваня повернулся к говорившему. — А у тебя когда день рождения?
— Скоро, — Карла на всякий случай встала между их столами. — У нас в классе половина январских.
— Так у тебя покровитель — сам Антоний Великий, основатель монашества, друг Павла Фивейского. И ты... ты не сердись на меня, Антон, но про молитву никогда больше так не говори. Павел Фивейский не просил, чтоб ему ворон в клюве хлеб приносил. А Антоний Великий этого ворона видел, когда навещал Павла. Понимаешь, они молились за весь мир и сейчас молятся за нас с тобой. Карла Кларовна, а можно я расскажу одну историю, которую дедушка мне написал, а я выучил, а? Она про то, что такое молитва монаха за всех нас.
Карла опять не заметила переиначивания ее имени и спросила:
— А до конца урока успеешь?
— Успею. Она короткая.
— Ну что ж, давай. Иди тогда к учительскому столу, а я на твое место сяду.
