будет прославлен. И ведь каждое прославление – война с синодалами! И Серафима не хотели прославлять. Фактически заставил ведь их супруг её сделать это. Два храма в день строится в Его царствование. Да ну что ж ещё нужно-то, да Господи, помилуй!
В спину почувствовала лёгкий толчок. Не оборачиваясь, она отвела руки назад и обняла того, кто ткнулся ей в спину. Дочь-любимица, Татьяна.
– Когда мы едем на фронт к иконе?
Александра Фёдоровна обернулась к ней:
– Завтра. Знаешь, о чём я сейчас вспомнила?
– Знаю. Когда ты об этом вспоминаешь, у тебя всегда такое лицо. Я тоже это всё помню. Сегодня почему-то другое вспомнилось. Когда праздновали трёхсотлетие нашего дома и десятилетие Серафимова прославления, я спросила у Папа, что он сегодня записал в свой дневник. Он мне молча дал прочесть. И там было написано: 'Та же толпа, что кричала – Осанна! – через три дня кричала – Распни Его!'
Александра Фёдоровна молча погладила волосы дочери и сказала:
– Идите, собирайтесь. А перед дорогой акафист прочитаем.
*Элла – великая княгиня Елизавета Фёдоровна, сестра императрицы.
*Каляев – убийца великого князя Сергея Александровича.
*Эрнст – брат Александры Фёдоровны.
III
Начальник Генерального штаба германских вооружённых сил, а также фактический их главнокомандующий, генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург сидел в своём кабинете и ждал последней сводки с главного Восточного фронта, хотя он и так знал, что ничего утешительного в них не будет. С прошлого, победоносного для германского оружия, года обстановка резко изменилась. Стратегическая инициатива медленно но верно переходила в руки противника, наступать германские войска уже не могли, могли только обороняться. И хотя оборона была прочная, но русские в темпе доселе невиданном наращивали свой наступательный потенциал. Сейчас германская оборона готова к любому удару, но что будет потом?
Вошёл начальник оперативного отдела, положил сводки на стол и чему-то ухмыльнулся.
– В ваших сводках есть что-нибудь весёленькое, полковник? – невесело спросил Гинденбург.
– Во фронтовых сводках ничего особенного, экселенц, мелкая возня и такие же перестрелки местного значения. Из ставки противника любопытное известие: их верховный главнокомандующий принял очередное стратегическое решение, так сказать, очередной церковно-азиатский демарш-выверт...
– Ирония хороша, полковник, когда под ней есть основание. С тех пор, как русский Император стал верховным Главнокомандующим, мы не продвинулись ни на сантиметр! Мы прекратили наступать и зарылись в землю!.. Так что за выверт?
Несмотря на нагоняй, полковник продолжал ухмыляться:
– Икону их главную везут на их Юго-Западный фронт. Вместо пушек и снарядов, – ухмылка разрослась ещё шире, – всё время забываю... Владимирская. В Успенском соборе висит.
– И что всё это значит по-вашему?
– Думаю, что это ничего не значит, экселенц. Демарш. Моральная, так сказать, поддержка окопам. А я предлагаю на эту тему в наших фронтовых газетах комментарий дать. Чтоб с издёвочкой и карикатуркой...
– Принесите-ка мне лучше сведения об этой... Владимирской.
– А тут пленный есть, в котельной работает, у него Она на маленькой дощечке, говорят, по полночи перед Ней поклоны бьёт и вообще с Ней не расстаётся.
– Как попал в плен? – спросил Гинденбург, когда к нему привели пленного, – сдался?
– Да нет, упаси Господь, такая святыня при мне, нешто можно сдаваться? Землёй от взрыва накрыло.
– И что же твоя святыня тебя не выручила?
