Тара почувствовала, как у нее бешено заколотилось сердце. Она подалась вперед и схватила сына за руки.
– Думай, Питер! Ты должен напрячь свой мозг. Думай! Думай! Нам говорили, что сразу после аварии тебя навестили в госпитале в Париже две женщины. Не может эта брюнетка быть одной из них?
Питер так внезапно встал, что опрокинул свой стул. У него был вид человека, который только что увидел привидение.
– Дорогой, ты так бледен! Ты в порядке?
– Да... да, я в порядке, мама. – Питер положил руки ей на плечи и пристально посмотрел матери в глаза. – Это Джильберта.
– Джильберта? Кто это?
– Джильберта Буайе, дочь мэра Туле, по крайней мере, он им был, когда я там находился.
– И ты хорошо ее знал?
– Мы любили друг друга... Мы должны были пожениться в сентябре.
– О Боже! Бедный мой мальчик! Бедная девочка! – Тара прижалась лицом к его груди, чтобы скрыть свои слезы. – Но почему она не связалась с нами после того, как тебя отправили домой?
Девайн коротко усмехнулся.
– Весьма возможно, что она пыталась его найти, дорогая. Но имеешь ли ты хоть какое-нибудь представление о том, сколько французских девушек осаждали просьбами военное командование дать им сведения об их американских дружках и даже мужьях, которые оставили их и вернулись в Штаты? Армейские власти делали все возможное, чтобы отговорить их наводить такие справки, руководствуясь тем, что если американские солдаты действительно любят этих женщин, то сами приложат все усилия, чтобы после увольнения из армии возобновить с ними отношения.
Воспоминания вдруг нахлынули на Питера, мелькая, будто быстро движущиеся кадры кинофильма.
Джильберта, на ее лице исступленный восторг от их близости, то первое чудесное мгновение, когда они были вместе и телом, и душой и о котором он всегда будет думать как об их первой брачной ночи. Ее лицо и тело виделись ему так же четко и реально, как и на тех документальных фотографиях любимых, которые пилоты обычно носили в своих бумажниках...
Четкие кресты на хвостовом оперении «альбатроса».
Нажатие на гашетку...
Его собственное тело, скорчившееся от нестерпимой боли в адском пламени горящей кабины...
Бесконечное падение вниз, вниз... Шок от ледяной воды...
Забвение...
Питер потряс головой, пытаясь ухватить главное. И внезапно пришла мысль, от которой его глаза утратили присущую им последние годы безжизненность.
– А если еще не слишком поздно? – осторожно спросил он.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Тара.
– Джильберта... Может быть, она меня ждала...
– Мой мальчик, прошло десять лет. – Дональд посмотрел на него с болью и состраданием. – И у надежды, как и у самопожертвования, есть предел. Нельзя исключать, что такая красивая и обаятельная женщина, как Джильберта, смирилась с тем, что ты уже никогда не вернешься к ней, и вышла замуж.
– Нет, нет, она бы этого не сделала! Только не моя Джильберта! – горячо воскликнул Питер.
Тара ласково дотронулась до его руки.
– Питер, дорогой, выслушай меня. Я любила твоего отца так глубоко, как только женщина может любить мужчину. Но судьба забрала его от нас, и со временем я стала понимать, что мы, живые, должны оставить прошлое позади и продолжать жить полной, плодотворной жизнью. Я встретила Дона, и я очень его люблю. Мы нашли огромное счастье друг в друге. Если Джильберта – рассудительная, умная женщина, она должна была прийти к такому же заключению, так долго не имея от тебя никаких известий. Ты знаешь, Дон прав. Логично допустить, что Джильберта нашла счастье с другим мужчиной.
У Питера поникли плечи, и он вздохнул.
– Да, возможно, вы правы, и если она действительно нашла любовь и устроила свою семейную жизнь с другим мужчиной, я не могу ее в этом винить. Но дело в том, что я должен сам это выяснить.
– Как ты сможешь это сделать? – спросила Тара.
– Есть только один способ – поехать во Францию, – ответил Питер.
Дон нахмурился и, осторожно подбирая слова, спросил:
– После всего того, что ты пережил, ты считаешь, что готов к такому суровому испытанию?
Питер улыбнулся. Впервые за десять лет настоящая улыбка озарила его лицо. Тепло этой искренней улыбки вызвало слезы у его матери.
– Я чувствую себя способным на все. – Питер потер руки. – Эй, а где же горничная? Я просто умираю с голоду.
Тара закрыла глаза и сложила руки в молитве:
– Благодарю Тебя, Господи, за благодать, которую Ты ниспослал на мою семью в этот достопамятный день.
