Плавной скользящей походкой Джильберта подошла к шезлонгу и села рядом. Он крепко прижал ее к себе и поцеловал в губы.
– Вот вам поцелуй, принцесса. Послушай, ты прекрасно смотришься в этом одеянии.
Джильберта с любопытством огляделась.
– Безопасно сидеть здесь на воздухе почти голой? – спросила она.
– Абсолютно! Я – король этой горы, и никто не имеет права вторгаться в мои владения. – Джордж погладил по ее бедру. – Мы даже могли бы совершенно безнаказанно...
– Ну уж только не это! Мне нравится заниматься любовью в роскоши, – заявила Джильберта, чувствуя, как его пальцы ласково подбираются к ее женскому началу.
– Ты не хочешь исполнить на бис, прежде чем мы вернемся в город? – настаивал Джордж.
– Вы очень убедительны, капитан. Вы так допрашиваете всех ваших подозреваемых женщин? – спросила Джильберта.
– Только красивых. Кроме того, кто сказал, что тебя в чем-то подозревают?
– Это шутка, – ответила Джильберта и нежно погладила его по щеке. – Ты знаешь, я едва могу поверить всему, что произошло с тех пор, как мы встретились с тобой в ратуше. Прошло всего два дня, как мы знакомы, и посмотри, что мы делаем. – Джильберта засмеялась. – Безусловно, это кого угодно может шокировать.
Джордж встал и подал ей руку.
– Пойдем посмотрим, что еще шокирующего мы можем придумать.
На этот раз они любили друг друга не спеша и более пылко, так как шли новыми путями к наслаждению: они занимались оральным сексом. Когда наконец любовная игра завершилась, они погрузились в сон.
Джильберте приснилась ее мать Линда. Линда – дитя любви юного мужчины и юной женщины, которые в годы войны так и не стали мужем и женой.
Глава 3
Питер и Констанс Пайк нервничали и чувствовали себя довольно неуверенно, когда шли по дорожке к фермерскому дому Антуана Буайе.
– Как я выгляжу? – взволнованно спросила Констанс. – Я чувствую себя просто развалиной, всю ночь не сомкнула глаз.
– Я тоже, – ответил Питер. – Однако ты превосходно выглядишь. А как я? У меня не очень строгий вид, не так ли? Когда я нервничаю, выгляжу довольно суровым.
– Ты действительно несколько напряжен, но едва ли похож на людоеда, – с улыбкой ответила Констанс.
– Ну... вот мы и пришли.
Не успели они подняться по ступенькам, как парадная дверь открылась, и Буайе приветствовал их:
– Добро пожаловать в мое скромное жилище. Пожалуйста, входите.
Они с Питером обнялись, и Питер представил его Констанс.
– Мы разделяем ваше горе, – сказала Констанс. – Ужасная трагедия! А бедная, дорогая девочка – какое это страшное переживание для нее!
Питер был потрясен тем, как выглядит Буайе. С их последней встречи он постарел лет на десять, съежился, сморщился, как старый, засохший лимон, и прихрамывал.
– Входите в гостиную и садитесь. Я позову Линду. Она часами прихорашивалась и наряжалась ради этого особого случая.
Питер не мог спокойно сидеть и стал ходить взад и вперед по комнате. Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как ушел Буайе.
– Питер! – прерывающимся голосом окликнула его Констанс.
Он быстро обернулся и увидел в дверях Линду, а позади нее ее дедушку.
Сейчас девочка казалась выше ростом и физически более развитой, чем когда он тайком наблюдал за дочерью из парка напротив школы. Ее волосы цвета спелой кукурузы, веером рассыпавшиеся по спине, доходили до талии. Красота ее матери проявлялась во всем. Она казалась воплощением юношеской мечты.
Линда нерешительно вошла в гостиную, переводя взгляд с Питера на Констанс, и тихо-тихо с едва заметным французским акцентом сказала:'
– Я – Линда. Рада познакомиться с вами... – Следующее слово, казалось, ей было трудно произнести: – Папа.
– Линда, дочь моя.
Для Питера это тоже были нелегкие слова. Он протянул руки, и девочка устремилась в его объятия.
– Линда, моя родная, любимая Линда! – Питер целовал ее щеки и волосы.
И они вместе плакали. Констанс и Буайе тоже плакали, не стыдясь своих слез. Наконец Питер подвел дочку к Констанс:
– Линда, это твоя новая мама.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать для тебя настоящей матерью, – искренне сказала
