вдруг охнул вполголоса и осторожно коснулся лба. На его лицо на мгновение набежала тень. Потом он снова ухмыльнулся. – Может статься, они думают, что рисунок теперь у тебя, что ты его нашел и сбежал. Я сказал, что ты подлец, вор, позер с юга. Я от них избавился. Теперь они твоя забота. Вот, присядь. – Мистер Джиммерс было указал ему на кресло, но потом, как будто только сейчас заметив, что Говард до нитки промок, покачал головой, точно отменяя приглашение, и лишь подбросил поленьев в камин и раздул огонь мехами.
– Стоя, ты быстрей согреешься, – сказал он. – Чашку «Постума»?
– Нет, спасибо. Так с вами все в порядке? В ушах не звенит? Голова не кружится?
– Какое там! Я в отличной форме. Они не искали себе неприятностей. Зачем им жалобы в полицию? Ты сам знаешь, чего они хотели. Но вот как насчет тебя? Ты себе ужасную царапину на виске заработал.
– Жалобы в полицию? – переспросил Говард. – Вы вызвали полицию?
– Нет, – ответил мистер Джиммерс. – И ты этого не сделаешь. Ты уедешь на юг, вернешься в муравейники Лос-Анджелеса. Я все продумал и составил план, который может тебя спасти. Ты бросишь свой грузовичок и свои пожитки. Они все равно ничего не стоят. Потом мы тайком проведем тебя в аэропорт «Малая Река», и ты улетишь на частном самолете в Окленд, где можешь сесть на коммерческий рейс до Лос-Анджелеса. На работу ты, конечно, вернуться не сможешь, и на прежнее место жительства тоже, но не думаю, что ты от этого сильно пострадаешь. Возможно, нам тут удастся организовать тебе небольшую стипендию, чтобы как-то перебился. У меня кузен на юге работает на такелажном заводе. Думаю, он сумеет подыскать тебе место.
Заложив руки за спину, мистер Джиммерс расхаживал взад-вперед, а Говард, жарившийся у огня, слушал его в полном недоумении.
– Идем дальше. Первым делом ты пошлешь кого-нибудь украсть твою медицинскую карточку у стоматолога. И когда ты не объявишься в доме Роя Бартона, наши воры поверят, что ты утонул вместе с рисунком. Тем временем мы как-нибудь раздобудем труп, замочим его на пару деньков в приливной заводи, дадим рыбам и крабам его обработать, а потом отбуксируем на четверть мили от берега и пустим плавать. К тому времени, когда его выбросит на берег, уже никто на свете не скажет, что это не ты, тем более что медицинской карточки от стоматолога не будет – а ее, разумеется, не будет, потому что ты ее уничтожишь. Нет, вычеркиваем. Забудь про карту. У нас ведь есть труп, правда? Мы выбьем ему зубы. Подожди-ка! Еще лучше, мы отрежем ему голову! К черту зубную карточку. Не трудись! Это дело верное! Вокруг носа их обведем. Тебе нечего будет бояться этих людей. Я тебя с этим обрезом в такую кашу затянул – кстати, я заметил, что ты его каким-то образом сломал, – но я тебя поварешкой и выловлю. Обсушись и возвращайся в мир живых. Это мое последнее слово, и оно верное.
На протяжении этой потрясающей речи Говард не вымолвил ни слова. За ним, полыхая жаром, плясало пламя, и, сделав шаг вперед, он провел руками по штанинам сзади. Он никак не мог взять в толк, говорит мистер Джиммерс серьезно или шутит. Спрашивать сил не было и, уж конечно, не было сил подыгрывать. Разумеется, он не сбежит на юг. Если воры станут его донимать, он просто скажет им правду: что видел, как мистер Джиммерс сжег рисунок. Они могут перевернуть его вверх ногами, вытрясти карманы, допросить с пристрастием. Ну и что им это даст? Джиммерса они сегодня вечером не убили. Логично предположить, что и его не убьют.
– Жди здесь, – сказал мистер Джиммерс и поспешил из комнаты. Вернулся он несколько минут спустя с сухой одеждой, и Говарду внезапно ужасно захотелось поскорее уехать. Мистеру Джиммерсу ничто не угрожает. Говард еще может застать дядюшку Роя в доме ужасов. Уж он-то сразу поймет, что делать дальше. Если уж на то пошло, дядюшка Рой и Сильвия могут стать следующими жертвами. Не время болтать попусту с мистером Джиммерсом.
– Повремените с трупом, – сказал он Джиммерсу. – План хороший, но я вижу в нем несколько недостатков. Я с вами свяжусь.
Он взял с собой сухую одежду и направился в соседнюю комнату, а потом, чувствуя себя нелепо, но почти уютно в слишком широких и слишком коротких штанах, поблагодарил мистер Джиммерса, намертво вцепился в корзинку для пикника и вышел в ночь, неся мокрые вещи в пластиковом продуктовом пакете.
– В самом деле, мистер Горноласка! Только подумайте, – говорила миссис Лейми.
Горноласка сидел на диване в ее гостиной, положив ноги на низкий столик. Напротив него сидела еще одна женщина и хмурилась в окно, словно устала от этого разговора. Экспансивно жестикулируя, миссис Лейми продолжала:
– Эти старые участки на Хейт-Эшбери стоят миллионы. Наш преподобный друг уже сделал себе состояние, ремонтируя обветшалые дома. Я сама собираюсь попробовать этого пирога – бульдозерами. А вы становитесь утомительными, когда делаете вид, будто у вас есть социальная совесть, мистер Горноласка. Я доподлинно знаю, что ничего подобного у вас нет. Любая совесть сродни ножным кандалам, разве не так?
– Опасные слова, – ответил, пожимая плечами, Горноласка. – Никогда нельзя отрицать, что у вас есть совесть. А не то однажды утром проснетесь и обнаружите, что правы. И вы ведь говорите про квартал, где раньше стоял старый «Хейт-Эшбери-театр», так? Перекресток Хейт и Коул? Это опасное место. Когда в прошлый раз там что-то сносили, герильерос забросали стройку зажигательными бомбами, помните?
Миссис Лейми скривилась:
– Террорист террористу рознь. Дело в мотивации. Думаю, у нашего милого преподобного Уайта есть опыт общения с этими террористами. В любую минуту вам мотивацию подберет, у него ее полные карманы.
– Вы хотите сказать…
– Я ничего не хочу сказать, мистер Горноласка, помимо того, что вам не стоит бояться этих, как вы их называете, герильерос. Бояться вам следует только вашей больной социальной совести.
– Все равно нет смысла бросаться ярлыками и определениями. Я впервые слышу, что у меня есть «социальная совесть», как вы ее называете. Когда политизируешь мораль, сразу ее теряешь. Вот что я думаю. Совести стандартного образца мне вполне хватает.
– Преполнейшее дерьмо, – вмешалась вторая женщина. – Ты от страха вот-вот в штаны наложишь, Горноласка. И не ударяйся в философию. Лучше возьми себя в руки и взгляни фактам в лицо.
– Глядеть фактам в лицо, Гвен, слишком утомительно, особенно если тебе не нравится, что ты видишь в
