Камилла разглядывает город из окна машины. Она одета для путешествия — в кремовый брючный костюм свободного покроя. Серебряные серьги-кольца сверкают меж прядей прямых белокурых волос. В зеркальных солнцезащитных очках от Армани отражается тусклое солнце, заливающее редкие машины на Парковой магистрали Гранд-сентрал; сегодня — для разнообразия — пробки нет.
«Я все три дня оглядывался через плечо», — продолжает накручивать себя Воорт.
Камилла листает книгу, озаглавленную «Добро пожаловать в Аргентину!».
— Воорт, здесь хвалят два места для гребли на каяке.
Взгляд в зеркало заднего вида. За тонированным ветровым стеклом «эксплорера» удается разглядеть две фигуры. Вроде взрослые.
Камилла читает:
— «Дельта реки Парана близ Буэнос-Айреса состоит из многочисленных живописных островов и каналов. Патагония — горная страна с захватывающими речными порогами и озерами».
— Мы побываем и там, и там, — обещает Воорт. — Со складными каяками.
— Никогда не замечала за тобой такой импульсивности, — говорит она.
— Я полон сюрпризов.
Когда Камилла целует его, Воорт сдерживается, чтобы не отшатнуться. Ее язык у него во рту — жаркий и липкий. Он берет левее, чтобы обогнать «хонду-одиссей». «Эксплорер» — за пять машин от них — тоже меняет полосу.
«Я не мог просто оставить ее здесь. Хватит того, что я оставил остальных».
Он немного расслабляется, когда «линкольн» сворачивает на дорогу к аэропорту, а «форд» уезжает дальше, в сторону Лонг-Айленда. Потом — новая мысль: «Этот голубой „шеви“ тоже держался за нами на съезде с магистрали».
На самом же деле кто угодно может оказаться первоклассным наблюдателем. «Шеви» сворачивает к терминалу «Дельта эрлайнз»; но десять минут спустя Воорт ловит на себе внимательный взгляд молодой брюнетки в очереди к «Аэролинеас Аргентинас» в терминале Б.
«Она смотрит на всех. Не только на меня».
Похожий на бизнесмена человек в сером костюме, тоже в очереди, кажется, полностью сосредоточился на «Интернэшнл геральд трибюн», но страниц не переворачивает.
«Насколько им важно вытурить меня из Штатов? Насколько велика или важна награда?»
Как раз перед тем, как подходит очередь Воорта в кассу, пожилой человек впереди оборачивается и о чем-то спрашивает по-испански.
— Простите, сэр. Я не понимаю испанского.
Красивое лицо, седые волосы — на вид профессор. Зеленый кашемировый свитер, шерстяные брюки со стрелками, начищенные мокасины. Великолепная осанка. Белозубая улыбка. Общий эффект: мужчина пожилой, но прекрасно сохранился — время к нему милосердно.
— Простите, — отвечает мужчина по-английски — с акцентом, но не тем, что Воорт слышал на автозаправке. — Мне показалось, что я видел вас во время рейса на прошлой неделе.
— Мы никогда не бывали в Аргентине. — Камилла, по случаю отпуска настроенная доброжелательнее, берет инициативу на себя. Она уже сбросила манхэттенскую защитную маску и относится к незнакомцам с большим доверием. Воорт предпочел бы, чтобы она заткнулась.
— Какие места в моей прекрасной стране вы собираетесь посетить? — спрашивает седой.
— Мы еще не решили, — отвечает Воорт.
— Вы позволите посоветовать, где лучше всего побывать?
— Это так мило! — Камилла готова все записывать; вынимает «Палм пайлот» — он всегда под рукой.
Седой берет ее за запястье тремя пальцами. Пожилому человеку — в отличие от молодого — дозволительно коснуться чужой невесты.
— Возможно, я смогу выкроить несколько часов и показать вам Буэнос-Айрес. Иногда этот город ошеломляет.
На визитке, которую он вручает Воорту, значится «Д-р Эммануэль Фаркас, гастроэнтеролог на пенсии».
— У нас уже есть планы, — говорит Воорт.
— Позвоните, если передумаете. — Доктор Фаркас слегка кланяется, Напоминая Воорту немецких дипломатов из фильмов 1930-х годов.
— Почему ты отказался? — спрашивает Камилла, когда они заходят в салон бизнес-класса. — Мы понятия не имеем, что будем делать завтра. А он казался очень милым.
«Откуда мне знать, оставят ли они меня в покое, когда я вернусь?»
— Мне хотелось импровизаций. Так романтичнее.
Самолет с ревом несется по взлетной полосе, и на мгновение Воорта охватывает облегчение, словно все проблемы остались позади. Он знает, что это лишь иллюзия, но позволяет себе поддаться ей. Манхэттен исчезает. На вершине Эмпайр-стейт-билдинг горят зеленые и красные огни — цвета казино или рождественской елки, цвета обманчивых надежд.
Пунктирная линия огней обозначает порт. Сердце пронзает болью при виде пустоты в небе там, где раньше был Всемирный торговый центр. Он старается не смотреть на район по соседству с Двадцать восьмой улицей, где на него напали.
Камилла шаловливо хихикает.
— Ты слышал, что я сказала? Моя подруга Дебби Атлас на прошлой неделе вступила в Клуб любителей авиасекса.
«Эти люди не причинят вреда никому из семьи, пока меня нет. Если они что-то сделают, я все расскажу. Вот что произошло. Мы словно заключили сделку».
— Да кому же захочется заниматься любовью в уборной? — говорит Воорт. — Тесно.
— Можно проявить изобретательность.
Воорта захлестывает такая мощная волна отвращения, что он выпускает ее руку. На мгновение самолет словно окутывает запах лизола и мочи. В голове стучит.
Пальцы Камиллы пробегают по его руке.
— А еще Дебби и ее парень занимались этим под одеялом во время полета.
— Ты тоже рассказываешь друзьям обо всем, что делаем мы?
— Они бы тогда решили, что их сексуальная жизнь не удалась.
— Если бы я только не подхватил эту проклятую инфекцию! Доктор Страхан обещал, что еще неделя лечения, и все будет в порядке, — лжет Воорт.
Скинув туфли, Камилла с ногами устраивается в кресле, берет бокал шампанского. До Воорта доносится запах новых духов «Десит».[9] Из той рекламы, где мужчина и женщина раздеваются в номере отеля, под шепот множества голосов: «Де-сит!»
В десять вечера самолет летит на юг вдоль восточного побережья. В салоне тепло. На подносе перед Воортом остатки ужина — аргентинская говядина и зеленый салат. Рядом хрустальный бокал с красным вином «Мендоса». Сырное ассорти на фарфоровой тарелочке. Стюардесса катит тележку, предлагая мороженое, политое горячим шоколадом.
— Начинается кино, — говорит он. — Я хотел еще раз посмотреть «Зеленую милю».
Член висит, как тряпка, предатель. У Воорта не было эрекции уже несколько дней, даже когда он просыпался от еженощных кошмаров. Не заслуживает удовлетворения.
Камилла вздыхает и снова берется за «Добро пожаловать в Аргентину!».
— «Если вы любите поло, то полюбите и Буэнос-Айрес», — читает она. — Может, сходим на матч?
Меньше всего Воорту сейчас хочется смотреть фильм про тюрьму. Он натягивает маску для сна и пытается забыться. Задремав, он снова оказывается на автозаправке. Чувствует запах табака и пота. Труба под раковиной корчится, готовая вот-вот оторваться. Воорт отчаянно вырывается. Поднимает глаза и видит, что нападающие сняли маски. И с ужасом понимает, что это члены его семьи. Вим и Мэтт смотрят на него, как обычно копы смотрят на подозреваемых в комнатах для допросов.
— Не насилуйте меня, — умоляет он.
— Проснитесь!
Во взгляде склонившейся над ним стюардессы сочувствие. Камилла встряхивает его за плечо.
— Ты говорил во сне, милый.
Воорта кидает в пот.
— Что я сказал?
— Я не смогла разобрать ни слова.
«Благодарю тебя, Господи, за эту мелочь».
Из-за спины стюардессы — через три рядя от них — какая-то пассажирка смотрит поверх журнала «Тайм». Раньше он ее не замечал. Ужасно утомительно пытаться запомнить все эти лица. Воорт решает, что ей, наверное, чуть больше двадцати; маленькая, изящная женщина сидит с недовольным видом, скрестив ноги в чулках.
— Воорт, у тебя такой усталый вид, — говорит Камилла.
Она кладет голову ему на грудь — словно котенок, прижавшийся к взволнованно бьющемуся сердцу. Дышит, словно мурлычет. Через несколько секунд она тихо засыпает.
Но Воорт не хочет спать. Он смотрит в черноту за окном, слушает гул двигателей и ждет утра. Женщина на месте 8В слегка похрапывает.
«С самолета-то мне никуда не деться. И вряд ли она должна все время наблюдать».
Буэнос-Айрес возникает из облаков в девять — огромный, раскинувшийся к западу от рыжеватой дельты Ла-Платы. Воорт видит мозаику современных зданий и беленых домов с черепичными крышами, широких бульваров в европейском стиле и крытых жестью хибар в трущобах. Глядя на приближающуюся землю, он чувствует, как улетучиваются демоны минувшей ночи. Никто не следил за ними в самолете. Никто не поджидает здесь. Такая слежка требует слишком много средств. Те, кто угрожал ему, сделают именно то, что обещали, — то есть ничего, — если он уберется подальше.
Камилла снова зачитывает сведения из путеводителя:
— «Авенида Девятого июля — самый широкий бульвар в мире».
Из толпы на выдаче багажа выныривает доктор Фаркас: не желают ли они пообедать с ним сегодня вечером? Или быть его гостями на вечере танго?
— Признаться, вы, красавица, напоминаете мне Эмилию, мою покойную жену. Десять лет назад мы праздновали нашу тридцатую годовщину в Нью-Йорке. Все были так добры к нам. Мы смотрели великолепное шоу.
— В каком отеле вы останавливались? — спрашивает Воорт для проверки и кивает, выслушав ответ.
— Ах, танго! Мы в Аргентине не можем справиться с правительством, но танцевать умеем, — вздыхает доктор Фаркас.
Воорт спрашивает доктора Фаркаса, какое именно шоу тот смотрел на Бродвее десять лет назад. Названия старых ресторанов, о которых упоминает Фаркас, кажутся точными. Рассказ о джазовом концерте в ныне закрытом «Хокс нест» тоже похож на правду.
Но Воорт снова отклоняет приглашение.
— Мы собирались побыть несколько дней вдвоем.
