ответит, и платят, сколько он запросит. У него репутация человека, который никогда не останавливается, не знает неудач и не бросает задание. Муж говорил, что Бок — убийца, но благородный, с личным кодексом чести — что бы это ни значило. Муж много говорил о Леоне Боке и чести, когда пил. — Она с отвращением качает головой. — Честь. И я верила.
— И что за кодекс чести у Бока?
— Ну, это Яффа болтал. Если, мол, нанимаешь Бока, он никогда тебя не обманет, никогда не наколет, никогда не подведет. И все такое. Муж называл Бока одним японским словом.
Каждый раз, когда она произносит слово «муж», голос дрожит.
— И какое слово ваш муж использовал?
— «Ронин». Яффа говорил, что Бок ему напоминает эдакого старого японского воина, который потерял хозяина. Такие по-прежнему ценят личную честь. Но работают на любого, кто платит.
— Так Бок был когда-то военным?
— Спросите его самого, если сможете пригласить на передачу.
— А Яффа не боялся, что может пострадать сам — за то, что рассказал вам о Стоуне или Боке?
В первый раз голос женщины смягчается. Она довольна. Ей кажется, что она отомстила.
— О, он был в ужасе. Протрезвев, утверждал, что никогда не упоминал о них. Но откуда бы я знала о Боке, если Яффа не рассказывал? Так что Яффа потребовал, что бы ни случилось, никогда не говорить о Боке. Так испугался, что просто смешно. Ну, а я хочу, чтобы они все попали в тюрьму.
— Детектив Хеффнер? — Доротея снова останавливает запись. — Вы считаете, что это Леон Бок напал на моего мужа?
— Да.
— Вы можете найти его?
— Надеюсь.
— У вас взгляд, как раньше у Кэла. То же напряжение. Вы так смотрели, еще когда к двери подошли. Можно спросить? Это расследование важно лично для вас?
После паузы Воорт шепчет:
— Да.
— Они сделали что-то и с вами тоже или с кем-то из ваших близких?
У Воорта ноет голова. Он вымотан.
— Эта запись оказалась полезной. Можно ее взять?
Доротея выключает видеомагнитофон и вынимает кассету. В наступившей тишине Воорт слышит записанный на пленку смех: наверху смотрят комедию.
— Мужу казалось, что можно забыть то, что с ним сделали, и именно это его сломало. Не нападение. Его подточило то, что с этим пришлось смириться.
Их руки соприкасаются, когда она отдает кассету.
— Вы понимаете, о чем я говорю? Я доверяю вам. Чувствую в вас добро. Вы сказали мне то, что может сказать только хороший человек. Что бы вы ни планировали, делайте это ради людей, которым они причинят зло, если вы остановитесь.
Кассета, только что из магнитофона, кажется теплой. В ней содержатся веские обвинения, но доказательств нет. Только слова.
— Око за око, — зло цедит Доротея Куинонс, стоя у выключенного телевизора. Полная, круглолицая женщина в джинсовой рубашке. — Пощадить виновного — значит причинить зло всем остальным.
Мир окутан густым туманом, когда два часа спустя Воорт отправляется в путь, немного вздремнув на кушетке в доме Доротеи. Он по-прежнему чувствует усталость. Луны не видно. Звезды еле заметны. Воздух кажется вязким, и колышущееся одеяло тумана оседает на ветровом стекле, словно морось. Но дождя нет.
Под шелест дворников о стекло Воорт едет на юг. На переднем сиденье рядом с ним лежит кассета. Приходится щуриться, чтобы разглядеть дорогу. Фермы исчезли. Городки возникают расплывчатыми пятнами домов или мерцающими огнями редких перекрестков. На мгновение белесая муть рассеивается, открывая кладбище на склоне холма и покосившиеся надгробия. Туман снова сгущается. Могильные плиты исчезают.
Воорт пытается дозвониться до Камиллы, но время за полночь, и ответа нет. Вероятно, она спит, а телефон выключен. Вероятно, ей снится нормальная жизнь.
Но стоит нажать отбой, телефон звонит сам. В сердце оживает надежда.
— Камилла?
— Это твой любимый капитан, — отзывается кузен Грег. — Они ныряют. Прямо сейчас.
Воорт ощущает укол страха за верного кузена.
— Я тебя просил держаться от них подальше. Где ты?
— А как по-твоему? На буксире. Ты слышал, что я сказал? Они нашли то, что искали. Включили подводные фонари. Сделай что-нибудь!
— Ты оглох?
— Они меня не видели.
— Диллинджер говорил то же самое перед тем, как началась стрельба.
Грег слишком самоуверен. Свято верит, что на воде чужаки никогда ничего не замечают. Ныряют себе со своих посудин, промахиваясь мимо коряг, песчаных отмелей, обломков кораблекрушений. Грег просто не может представить, чтобы новичок на реке сумел перехитрить ветерана или хотя бы заметить наблюдателя.
Воорт ругает себя за то, что вообще обратился к Грегу за помощью.
— Я думал, тебе надо знать, — сердится Грег. — Они провели на одном месте несколько часов. Я проверил с одного из буксиров Макаллистера. И не беспокойся. Я никому ничего не сказал. Рот на замок. Это про меня.
— А почему бы не полетать над ними на дирижабле? Они и этого не заметят, — огрызается Воорт.
— Они убили моих друзей.
— Они подозреваемые. И все.
— Не пудри мне мозги. Когда тебе нужна помощь, они виновны. Когда ты решаешь, что меня надо остановить, — невиновны.
Воорту приходится притормозить на извилистой дороге: крутые повороты следуют один за другим. Туман отражает свет фар, ослепляя его.
— Предоставь все это Микки и мне. Договорились?
— Конрад, я знаю, как выглядят ныряльщики, когда они просто ищут, и как, если что-то нашли. Эти типы возбуждены.
Туман окружает Воорта, спрессовывая время и необходимость. Ему надо поспать. Плечи сводит от усталости. В свете фар проявляется стена деревьев, и Воорт дергает руль влево. Грег обещает отправиться домой, «если ты пообещаешь вызвать патруль».
Следующий звонок.
— Микки? Привет.
— Ты еще в Массачусетсе? Здесь просто невероятный туман. По всему городу аварии. Рули медленнее, братан.
— Грег говорит, что они там ныряют.
— Ну, если они что-то нашли, в этом есть смысл. В таком тумане никто не разглядит, что они выловили.
— Попробуй отправить патруль с проверкой. Может, пусть спросят, все ли у них в порядке. Придумай что-нибудь, чтобы не спугнуть их, если Грег ошибся.
— Я позвоню Майку Иджи из портового патруля.
В Уинстеде, штат Коннектикут, — до Нью-Йорка еще два часа езды — Воорт заезжает на автозаправку «Бритиш петролеум», заправляет машину и покупает большой сандвич с ветчиной и две чашки кофе. Дорога расширяется до четырех полос, а разрешенная скорость увеличивается до шестидесяти пяти миль в час, но водители, похоже, слишком боятся тумана и не торопятся разгоняться, хотя правила это разрешают. Кофеин возбуждает, отзывается ускоренным сердцебиением, дрожью в горле.
— Сегодня на Открытом чемпионате США по теннису случайная ошибка оборвала самые радужные надежды на победу, — сообщает диктор по радио.
Воорт снова прокручивает в голове события дня: кассета, поездка на буксире, разговор с Доротеей Куинонс. Мысленно возвращается в дом Макгриви, замедляет «скорость мысленной перемотки» и видит, как капитан Макгриви роется в бумагах.
— Проклятие! Бумаги!
Он снова сворачивает — к центру города Уотербери, штат Коннектикут, — и останавливается на обочине под эстакадой. В разрывах тумана безлюдные окрестности напоминают индустриальный пейзаж Новой Англии: несколько обшитых вагонкой обветшалых домов и маленькая бензоколонка «Шелл». Даже уличные фонари не горят. Дворники выключены; морось затуманивает ветровое стекло за несколько секунд. Воорт включает лампочку и находит в «Палмс» нужный телефонный номер.
Все произошедшее связано с рекой. На ней Стоун развлекает клиентов на яхте.
— Умер? — спрашивает немолодой сиплый голос заядлого курильщика. Трубку он взял на первом же гудке и, похоже, не смущается, когда собеседник называет себя. Воорт воображает себе судью — в пижаме и халате; у него дом в Ривердейле, одном из районов Бронкса. Очень выгодно быть детективом-мультимиллионером, когда после полуночи звонишь судье с политическими амбициями, чтобы попросить ордер на обыск. И весьма кстати, что следующей весной судье понадобится финансирование избирательной кампании на выборах в сенат.
— Простите, что беспокою вас, сэр.
— Я думал, это моя жена. Ее отец умирает от рака. Я жду ее звонка с минуты на минуту.
— Тогда я постараюсь побыстрее.
— А, я все равно не могу помочь, а в телефоне есть режим ожидания. Знаете, Конрад, мой тесть — потрясающий мужик. Когда-то был штангистом. А сейчас — тощий, как ручка от метлы. Не откладывайте жизнь. Никогда не знаешь, когда лишишься возможностей. Что-то я расчувствовался. Выкладывайте, что вам нужно.
Воорт объясняет, какие у него основания для запроса на обыск яхты, офиса и квартиры Стоуна. Три убийства на реке. Кассета. Беседы с Хафтом и миссис Куинонс. Поиски клада. Бумаги.
— Все это интересно, но я не уверен, что вероятная причина в этом, — говорит, поразмыслив, судья. — К тому же Стоун — юрист, так что, забравшись в его бумаги, вы рискуете нарушить право адвоката не разглашать полученную от клиентов информацию. Об этом подумали? Так можно испортить собственное расследование.
Он хороший судья, думает Воорт, и вполне может стать хорошим сенатором. Но они оба знают единственную причину, по которой судья не прекращает разговор: Воорт дает деньги на предвыборные кампании. Несколько лет назад именно его сто тысяч долларов помогли снять мэра, который пытался лишить его дом налоговой льготы.
Воорт давит:
— Сэр, пожалуйста, подумайте еще. У меня есть достоверная информация на кассете, записанной профессионалами. Это не любительская домашняя съемка, судья. Вице-президент Эн-би-си признал, что кассета была изъята после угроз. Режиссера пытали. Мне кажется, при данных обстоятельствах поиск документов, связанных с отмыванием денег, вполне
