пытались уколоть меня. Я стал узнавать такие голоса и в дальнейшем перестал на них реагировать точно так же, как мы иногда стараемся не слышать людей, сквернословящих в нашем присутствии. Некоторые голоса умоляли о помощи, а когда я их спрашивал – и не один раз! – что именно должен я сделать, чтобы помочь, ответ всегда звучал одинаково: «Прекрасно. Уже хорошо». Одни просили помолиться за них, другие утверждали, что, наоборот, они будут молиться за меня. Тогда у меня возникала мысль, будто все они представляют собой некое сообщество святых.
Совершенно очевидно, что они обладают чувством юмора. Как-то в самом начале эксперимента я делал записи и облачился в старенький банный халат. Он являл собой безвкусное, аляповато-полосатое произведение ткацкого искусства и помимо всего прочего имел громадную дырищу у правого плеча. Вот тогда мне и выдали: «Конская попона». Я неоднократно спрашивал:
«Кто создал материальный мир?», на что мне один голосок заявил: «Я создал». Как-то раз я пригласил участвовать в опытах моего молодого коллегу. Он интересовался различными парапсихологическими явлениями, и мне было легко обсуждать с ним цели и результаты моих экспериментов. Весь вечер напролет он убеждал меня, будто ничего не слышит, в то время как я, разумеется, прекрасно разбирал знакомые голоса. Они бормотали.
«Какой в нем толк?», и «Зачем так суетиться?», и «Пойдите поиграйте в Пэк-Ман», и еще что-то в этом роде. Позднее я узнал, что врачу этому медведь на ухо наступил, и он очень стеснялся своего недостатка, никогда о нем не заикаясь.
Иногда голоса сами помогали мне и предлагали другие способы записи. Один из этих способов – использование диода. Другой же заключался в том, что мне надо было найти в радиоприемнике полосу «белого шума» и подсоединить его к магнитофону. Последний прием я так и не попробовал, ибо боялся, что случайно запишу и голоса реальных людей. Микрофон лучше всего срабатывал в тихой пустой комнате со звукоизоляцией. Но в конце концов я решил использовать диод, потому что он исключал возможность записи случайных звуков.
Голоса критиковали порой даже техническую сторону моих опытов. Иногда я путался и нажимал не те кнопки, и тогда голос тут же констатировал: «Ты сам не знаешь, что делаешь». (Этот голос звучал особенно устало. В тот вечер у меня буквально все падало из рук, и я постоянно ошибался.) Подобные высказывания укрепили мою мысль о том, что я имею дело с крайне индивидуальными и не похожими друг на друга особами, и к тому же довольно простодушными. Они напоминали мне обыкновенных людей. Частенько желали «спокойной ночи» после бесконечной записи, когда я забывался. Я тут же вспоминал, что действительно устал и пора идти спать. По разным поводам они говорили мне «Спасибо» и «Благодарю вас». А вот что еще интересно. Как-то я поинтересовался, не следует ли мне опубликовать результаты исследований, на что все они явственно ответили «Отрицательно». Это меня тоже удивило.
Где-то в середине 1982 года я решил отправить письмо Колину Смиту, тому самому человеку, который написал предисловие к книге «Прорыв». Мне почему-то показалось, что ему можно доверять. В письме я задал несколько вопросов, и он не только сразу же ответил мне, ко и посоветовал прочесть свою книгу (она называется «Продолжайте говорить»). Правда, он был несколько сдержан, но это и понятно, потому что такие проблемы, особенно в лондонской прессе, принято считать сенсационными. Некоторые прохиндеи так далеко зашли, что стали утверждать, будто могут разговаривать с Джоном Кеннеди или с Фрейдом и так далее. Смит поведал мне кое-что из ряда вон выходящее. Несколько невропатологов из Эдинбурга, приехавших в Лондон на медицинскую конференцию, разыскали Смита и прокрутили ему записи, сделанные ими в присутствии коматозных пациентов или же несчастных, которые по разным причинам не могли разговаривать. И вот на пленках зазвучали голоса этих больных.
Вскоре после этого я прихватил в больницу свой портативный «Сони». Было часа два или три ночи, и я сразу направился в психиатрическое отделение, в палату для тяжелобольных, где и записал пленку возле одного пациента, кататоника, страдающего амнезией. Он уже многие годы находился в больнице. Личность его так и не установили. Полиция подобрала его в районе. М-стрит в 1970 году, он бродил по улицам и ничего не помнил. С тех пор он не произнес ни слова. Хотя, может быть, его просто никто не слышал. Я спросил его, кто он такой и слышит ли меня, а потом включил магнитофон. Я записал целую кассету, а потом вернулся домой и прослушал ее. Результат оказался весьма странным. За все полчаса я обнаружил только пару участков пленки, где появился голос. Обычно запись напичкана голосами, хотя частенько они, разумеется, едва различимы. Здесь же – за исключением двух участков, о которых я упомянул, – пленка осталась чистой, и пустота эта сама по себе казалась необычной. Но что меня еще более поразило – я бы даже сказал испугало, – так это сами голоса. Оба раза звучал мужской голос, и я уверен, что он принадлежал именно этому пациенту-кататонику. Сначала голос произнес: «Я начинаю вспоминать». А потом я услышал, скорее всего, имя и фамилию пациента, то есть ответ на мой вопрос, а звучало это примерно так: «Джеймс Венамин», как мне помнится. От этого голоса меня почему-то бросило в дрожь, и я не отважился повторить свой эксперимент.
В конце года произошло важное, решающее событие. Поначалу я еще сомневался в том, что же именно мне удается слышать. Но все развивалось гораздо стремительней, чем я предполагал. Свой магнитофон я поменял на другой, высшего класса. В него была вмонтирована электронная подстройка скорости. Еще там имелся полосовой фильтр, который автоматически выбрасывал любые звуки, выходящие за рамки диапазона человеческого голоса.
Так вот, в субботу симпатичный молодой человек из магазина радиоаппаратуры явился с этим чудом ко мне на дом, сам установил его и подключил к сети. Когда техник уже заканчивал работу, у меня вдруг мелькнула мысль. Ведь у молодых людей слух, как известно, гораздо лучше, чем у стариков, к тому же этому юноше, учитывая его профессию, просто необходимо было иметь исключительный слух. Поэтому я поставил ему одну из пленок, где звуки раздавались довольно громко, и, вручив ему наушники, попросил прослушать ее. После этого я поинтересовался, что же ему удалось разобрать, и он незамедлительно ответил: «Там кто-то разговаривает». Это меня удивило. «А кто – мужчина или женщина?» – спросил я. Он не колебался: «Мужчина». «А что он говорит?» – «Не знаю, запись очень замедленная». Новый сюрприз! Я уже привык к тому, что голоса произносили фразы очень быстро. «Вы хотите сказать, что убыстренная», – поправил его я. «Да нет же, наоборот, замедленная, по крайней мере, мне так кажется». Он перемотал пленку к отмеченному месту и, надев наушники, руками немного добавил скорость. Потом снял наушники и кивнул. «Конечно же, скорость очень маленькая, вот, послушайте сами», – и протянул мне наушники. – «Я вам сейчас продемонстрирую». Я надел наушники и наблюдал, как он руками увеличивает скорость записи. И тогда я услышал четкий мужской голос, объявивший: «Положительно. Вы меня слышите?»
Этот несложный опыт знаменовал новый этап в моей работе. Теперь я часто получал записи с отчетливыми голосами, и значение слов менялось при переключении скорости. «Лэйси – верь в это» явилась одной из первых таких записей. Ее смог бы услышать даже тот тугоухий молодой врач.
Три такие пленки я послал своему приятелю в Колумбийский университет, о чем я уже сообщал Вам.
Прослушайте их, а потом сделайте свои собственные записи. Поначалу у Вас вообще может не получиться, или же голоса будут едва уловимы. Если Вы не сможете привыкнуть к шуму и научиться, как пробиваться сквозь него, тогда возьмите за основу мои самые громкие записи и судите по ним. Сначала их надо очистить от шума, для этого существует специальное оборудование. После этого их надо подвергнуть спектрографическому анализу. Можно также и восстановить скорость первоначальной записи и, исходя из этого, исключить возможную подделку, как если бы запись делалась с радио.
Эти голоса – реальны. Я уверен, что они принадлежат умершим. Это нельзя доказать. Но даже с научной точки зрения можно продемонстрировать, что они принадлежат сущностям без тела в том смысле, как мы это понимаем. Возможно, католическая церковь заинтересуется этим явлением, у нее достанет средств. Необходимо доказать, что голоса существуют, а их источник – неземной. И опыты можно повторять до бесконечности, лишь бы убедить самых твердолобых.
Да, голоса уверяли меня, что это неважно. Для кого неважно? Интересно узнать. Люди боятся смерти и не желают смириться с тлением и вечным забвением. По ночам они рыдают, оплакивая своих потерянных любимых. Неужели только вера способна избавить нас от страданий? Неужели ее достаточно?
Эти пленки – моя молитва за всех, кто пребывает в горе. Конечно, они не суть спасение, ибо сомнения наверняка останутся – ведь воскрешение Лазаря не убедило даже тех, кто видел его своими собственными глазами! Если Бог не желает вмешиваться, тогда вмешаться должны люди. И Он позволяет нам сделать это.
