Примечание Красовского: «Слишком сильно сказано; женщина недостойна того, чтобы улыбку её назвать небесною».

7-я строфа

О дева милая! Из смертных всех лишь ты Под бурей страшною меня не покидала, Не верила речам презренной клеветы И поняла, чего душа моя искала.

Примечание: «Должно сказать, чего именно, ибо здесь дело идёт о душе».

10-я строфа

Что в мненьи мне людей? Один твой нежный взгляд Дороже для меня вниманья всей вселенной.

Примечание: «Сильно сказано; к тому ж во вселенной есть и цари, и законные власти, вниманием которых дорожить должно».

12-я строфа

О, как бы я желал пустынных стран в тиши, Безвестный близ тебя к блаженству приучаться.

Примечание: «Таких мыслей никогда рассевать не должно; это значит, что автор не хочет продолжать своей службы государю для того только, чтобы всегда быть со своею любовницею; сверх сего к блаженству можно только приучаться близ Евангелия, а не близ женщины».

13-я строфа

О! как бы я желал всю жизнь тебе отдать!

Примечание: «Что же останется Богу?»

У ног твоих порой для песней лиру строить…

Примечание: «Слишком грешно и унизительно для христианина сидеть у ног женщины».

Все тайные твои желанья упреждать И на груди твоей главу мою покоить…

Примечание: «Стих чрезвычайно сладострастный!»

14-я строфа

Тебе лишь посвящать, разлуки не страшась, Дыханье каждое и каждое мгновенье, И сердцем близ тебя, друг милый, обновясь, В улыбке уст твоих печалей пить забвенье.

Примечание: «Все эти мысли противны духу христианства, ибо в Евангелии сказано: „кто любит отца или мать паче мене, тот несть мене достоин“»[14].

Этот эпизод вошёл во многие книги и статьи. Скабичевский, процитировав этот курьёзный документ в несколько иной редакции, добавляет: «Несчастный Олин пробовал было опротестовать это решение, но С.-Петербургский цензурный комитет признал доводы Красовского вполне „законными“, „ибо такое чтение должно было произвесть большой соблазн, особенно в Страстную неделю“…» [15]

Имя цензора Красовского в исключительно негативном контексте не раз встречается в переписке и записках П. А. Вяземского. Так, по поводу пушкинских «Братьев-разбойников» он пишет: «Я благодарил его и за то, что он не отнимает у нас, бедных заключённых, надежду плавать и с кандалами на ногах. Я пробую, сколько могу, но всё же ныряю ко дну. Дело в том, что их было двое, а мне остаётся одному уплывать на островок рассудка, вопреки погони Красовского со товарищи». По поводу цензоров Красовского и Бирукова он записывает: «Уж лучше без обиняков объявить мне именное повеление (как в том уверили однажды Василия Львовича <Пушкина>) не держать у себя бумаги, чернил и дать расписку, что навсегда отказываюсь от грамоты (…) А что делать из каждой странички моей государственное дело, которое должно проходить через все инстанции, право, ни на что не похоже»[16].

* * *

А. С. Пушкин

Эпиграмма на Красовского

Когда б писать ты начал сдуру, Тогда б, наверно, ты пролез Сквозь нашу тесную цензуру, Как внидешь в царствие небес.

1820

П. А. Вяземский

Цензор

Басня

Когда Красовского отпряли Парки годы, Того Красовского, который в жизни сам Был Паркою ума, и мыслей, и свободы, Побрёл он на покой к Нелепости во храм. «Кто ты! — кричат ему привратники святыни. — Яви, чем заслужил признательность богини? Твой чин? Твой формуляр? Занятье? Мастерство?» — Я при Голицыне был цензор, — молвил он.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату