перевернул страницу. Пацан выпрямился и поковылял к выходу.
Лицо его Ферзю показалось смутно знакомым. Правильный овал, прямой нос, жесткие, темные, стоящие торчком волосы напомнили давнего кореша из Херсон-Града. Тот был искусным мошенником, вся его семья когда-то промышляла подставами на базаре Крыма. Вот только именно что когда-то. Связался тот с крабодианцами, фраернулся перед ними, что знает, как инкерманских гетманов вокруг пальца обвести, партию выработанного для небоходов чензира у них из-под носа выкрасть. Сектанты, недолго думая, сдали его Раде Инкермана вместе с семьей, чтобы проблем потом не было. Гетманы — люди на расправу скорые — лютой смерти предали корешка, его сыновей и женку, скормили катранам в пустыне. Все это Ферзь узнал от одного жулика, прибывшего караваном с юга. А ведь он виды на кореша имел, хотел в Москву к себе перетащить, дела проворачивать, в долю взять, но не успел.
Шаги за спиной стихли. Незнакомец продолжал листать книгу. Вор покачал распухшим языком расшатанные передние зубы, громко сплюнул и с трудом согнул морщинистые пальцы. Ладони порозовели, вены на запястьях вздулись.
— Плохо выглядишь, Ферзь. — Захлопнув книгу, незнакомец бросил ее на стол, поставил ноги на пол, сев прямо. — Промочи горло. — Он достал из-под куртки флягу и протянул Ферзю.
Вор молча поднялся, шагнув вперед, взял ее. Свинтив непослушными пальцами крышку, понюхал горлышко, запрокинул голову и принялся жадно пить. В животе громко заурчало. Вода была на удивление холодная, чистая и совсем не имела вкуса и запаха. «И где они такой набрали?» — возвращая флягу, подумал Ферзь.
— Напился? — произнес незнакомец. — Теперь сядь.
Властность в его голосе Ферзю не понравилась. Никто не смеет говорить с хозяином нищих кварталов в таком тоне. После голодного бунта в Москве каждый знает, какая за Ферзем сила стоит. Тогда Орден пытался задержать на въезде в город караван, прибывший с Моста. Вор забашлял за него кругленькую сумму своему давнему корешу Вонючке Погрызу, правильному торговцу с окраин Крыма. Мало кто знал, что в караване, помимо знаменитых арбузов Моста, были мешки с плодами кактуса мамми. Ферзь думал по торговле наркотой в Лужниках монополию устроить, но не срослось. Не иначе предал кто-то, сдал груз монахам. Только перестарались тогда жрецы-каратели, Арлекина по запаре кончили, он с караваном тем от самого Моста ехал. Арлекин был приемным сыном Ферзя и правой рукой во всех воровских делах. Наследником, которого уважали в нищих кварталах, которому старый вор доверял больше, чем себе, и собирался вскоре власть в клане передавать. Пришлось из ситуации выгоду извлечь, внушить братве, что монахи решили голодом кварталы уморить, потому Арлекина застрелили и вскорости самого Ферзя в расход пустят. Беднота, не без указки бригадира и смотрящего, тогда в правильном направлении думала, на всех углах монахов стали резать. Город два дня стоял на ушах. После того в кварталы парламентер из Храма прибыл, головы Арлекиновых убийц привез и предложение о мире…
— Сядь! — грозно выплюнул незнакомец.
Расправил плечи, опершись на локти, сцепил пальцы перед собой и уставился на Ферзя тяжелым взглядом.
Скрежетнув зубами, вор вернулся к табурету.
— Ты поможешь мне, — услышал он, как только сел. — Твой интерес будет учтен.
Говорил незнакомец утвердительно, не торгуясь, не выказывая сомнений, мол, вопрос давно решен и на то не требуется согласия Ферзя. Старый вор ухмыльнулся, открыл рот…
— Только не надо песен: смерти я не боюсь, на свете пожил, — опередил его незнакомец. — Знаю я вашу братию, понятия и воровские законы. Может, расскажешь своему смотрящему с бригадиром, как ты через подставных в Харькове уютное гнездышко свил? Выкупил рядом с Цехами кусок земли, на общаковые деньги дом построил.
Ферзь облизал мгновенно пересохшие губы. Вот паскуда, откуда ему про то ведомо? Этим вопросом покойный Арлекин занимался. Вор на старости хотел дела передать и свалить из Москвы. Все равно за нищие кварталы держаться особого смысла уже нет, еще несколько сезонов, и город сожрет некроз, если чуда не случится. Топливные короли с Орденом никогда не пойдут на поклон к небоходам. По слухам, у тех устройство особое имеется, растворяющее некрозную плесень. Но летуны только с Меха-Корпом дружбу водят, до остальных им дела нет. Все это понимают.
Красное полотнище на стене колыхнулось, за ним раздался слабый шорох, но занятый мыслями Ферзь не обратил внимания.
— А про сделку с Южным братством, — продолжал незнакомец, — про то, как ты королям отстегиваешь, чтобы в Лужниках твои щипачи да кидалы спокойно работали, ты братве рассказывал?
— Кто ты, падла? — прохрипел Ферзь.
— Падла — ты. — Вор увидал в глазах собеседника усмешку. — Своих кинул. Ссучился. Тебя братва в нужнике утопит за такие дела.
— Чё ты хочешь?! — выкрикнул Ферзь.
— Сейчас ты вернешься в Москву. — Лицо незнакомца снова стало непроницаемо. — С тобой поедут пятеро. Все мутанты, антропы, то есть от людей их трудно отличить. По дороге они расскажут, что надо сделать.
Ферзь уставился в пол. Вернувшись в кварталы, он по-другому дело повернет. Что ему эти пятеро? Кончить их сразу, вор самолично мутантам кишки на нож намотает. А успеют пикнуть про его темные делишки, так отбрехаться всегда можно. Свалить все на Арлекина, который давно в земле червей кормит, нефтяникам сейчас и подавно не до него, они дань с Ферзя за два сезона вперед получили. Поэтому…
— Я согласен, — подняв голову, тихо сказал вор, придав лицу покорное выражение, чтобы скорее разговор завершить.
Незнакомец смотрел серьезно, взгляд такой, будто видит Ферзя со всеми его мыслями.
— Твой интерес будет учтен, — повторил вдруг чернявый. — Ты помнишь мои слова?
Вор кивнул, не скрывая любопытства.
— Знаю, — продолжал незнакомец, — почему из города свалить решил: некроза боишься.
Ферзь невольно потер впалую щеку, коснулся носа и отдернул руки, поняв, что такими жестами выдает себя.
— Нетрудно догадаться. — Чернявый оставался серьезным. — Предлагаю сделку. Я избавлю Москву от плесени, ты исполняешь, что скажут, но после…
Вор напрягся.
— Кто-то должен управлять городом.
Мысли в голове Ферзя понеслись, как стая панцирных волков за добычей, опережая одна другую.
— Смысл понятен? — спросил незнакомец.
— Отдашь мне город? — Ферзь растянул губы в кривой усмешке.
— Да. Про сделку никто не узнает. А вздумаешь финтить… — Незнакомец произнес последние два слова нарочито громко и повернулся лицом к знамени Замка Омега, висящему слева от Ферзя.
Полотнище на стене колыхнулось, затрещал кумач и сложился складками на полу. Вор увидал сидящих в соседней комнате Дулю и Болта. Оба ходили под Ферзем, но у себя на районах были людьми авторитетными. Смотрящий с бригадиром со связанными руками, как курицы на насесте, сгорбились на длинной лавке, по сторонам от них стояли два крепких человекоподобных мутанта с уродливыми лицами. Одного Ферзь признал — тот кляп у него вынул. В углу на табурете устроился одноногий пацан. Ссутулившись, он быстро чиркал толстым карандашом по светло-серому листу бумаги, прикнопленному к дощечке у него на коленях.
Грифель издавал неприятный, царапающий звук. Ферзь скривился — не иначе как протокольную запись строчит. Так только монахи поступают, запись потом в особую папку подшивают и сносят в архивную комнату, откуда при надобности сведения всегда поднять можно.
Вор опять взглянул на Дулю с Болтом. На их лицах было легко прочесть: погоди, выберемся — все братве расскажем. После такого обмана тебе не жить!
У него вдруг заложило уши, стало трудно дышать. Старая болячка напомнила о себе в неподходящий момент. Из глаз потекли слезы, а в желудке будто огненный шар взорвался. Ферзь согнулся пополам, обхватив себя руками, зная, что со стороны выглядит жалко, и глубоко задышал.
