унести в неизвестном направлении.
Не тут-то было! Бывший новый русский не зря проводил время в тренажерном зале.
— Куда?! — закричал он и поудобнее перехватил веревку. — Ты там, наверху, узлы проверь! Если я обещал тебя доставить в целости, значит, доставлю! Больно уж душевная у тебя супруга! Для такой женщины что угодно сделаешь!
— Оче-е-нь душевная, — проблеял сверху Джулиус. — Ты бы заканчивал трапезу, а то эта душевная еще одного ребенка родит, пока меня дома нет!
— Шляться где попало не надо, — прокомментировал это заявление отшельник — тогда будешь узнавать своих детей на улице!
— Я же по делу отлучался! — попытался оправдаться трактирщик.
— От такой бабы даже по малой нужде отлучаться не стоит! — ответил ему Альберт и расхохотался.
— Так я же не по малой, я по большой!
— Тем более! — Полухайкин наполнил кружки.
— Ну, за Басеньку, — сказал Аминат. — Что ни говори, а таких женщин я больше не знаю!
— Я не отлучался, — всхлипывал трактирщик, — я за подарком ездил! Я ей пояс верности купил!
Здесь черт, точно зная, как попали в Иномирье злополучные железные трусы, не выдержал и рассмеялся.
— Ай да Гризелла, ай да проныра! — хохотал он, утирая слезы.
— Ба, кого я вижу! — радостно воскликнул Полухайкин и повернулся к Аминату: — Это мой знакомый — барабашка из Мексики! Присоединяйся, амиго!
Он сделал широкий приглашающий жест рукой, забыв о привязанной к ней веревке с Джулиусом на другом конце. Несчастный трактирщик описал круг и стукнулся о трубу. Пивная кружка выпала из ослабевших рук и приземлялась на бритую королевскую голову. Альберт в сердцах бросил ее на землю, веревка снова дернулась, и хозяин питейного заведения еще раз протаранил головой крышу!
— Прости, браток, — прокричал Полухайкин, задрав голову, но трактирщику было глубоко наплевать на его извинения. Он совершенно расслабился и пребывал в блаженном забытьи.
Гуча присел на ступеньку, отвязал кружку бедолаги от шнура и плеснул немного жидкости, из бутылки.
— Ваше здоровье, уважаемые, — церемонно произнес он. — Ну и что здесь происходит? Почему Джулиус болтается в воздухе, а наследник престола не в Талоне, около мамы? Ты уже настрогал троих детишек или опять потерялся?
— Какой там! — махнул рукой Полухайкин. — Тут при всем желании не потеряешься, хотя иногда хочется! Такие дела творятся, что мои пожары в Зелепупинске пионерской зорькой кажутся!
— Ты толком объясни, что случилось?
А случилось вот что…
Решив поскорее выполнить данное матушке обещание, а именно — подарить троих внуков, Полухайкин пересмотрел целую галерею портретов. Ему показали изображения всех девиц подходящего возраста и положения. Альберт остановил свой выбор Марте, принцессе из Рубельштадта.
От ее портрета так и веяло семейным счастьем. Полухайкин смотрел и не находил недостатков. Ну, понравилась ему Марта, и все тут!
Не откладывая дела в долгий ящик, наследник престола отправился свататься и…
— И лоханулся, как последний дурак! — Альберт сокрушенно вздохнул и хлопнул ладонью по ступеньке. — Все я сделал правильно! Подарки, комплименты, цветы там разные. Романтика, в натуре, чтоб ее!
Именно на романтике и споткнулся незадачливый жених. Марта приняла будущего правителя Талоны благосклонно — с возрастом она научилась ценить в мужчинах ширину плеч и основательность. И тем, и другим Полухайкин обладал. И кто знает, скажи он просто: мол Марта, выходи за меня замуж, может, все было бы иначе.
Так ведь нет! По приказу королевы Августы придворный поэт написал романтическое объяснение в любви, полное нежности и красивых фраз. И вот тут-то и случилась осечка…
— И как я заранее не прочитал, что этот Пушкин намалевал, — сокрушался отставной жених по поводу своей непредусмотрительности. — В натуре, я бы его на месте уделал! Да что рассказывать, я вам сейчас прочту, а вы посмотрите, что из этого выйдет!
Альберт достал из кармана скомканный лист бумаги, расправил его и, прокашлявшись, начал читать:
— Вот пришел я к тебе, драгоценная Марта, снял шляпу с пером…
На голове Полухайкина появилась шляпа, тулья которой была проткнута остро наточенным ножом…
— И прошу тебя стать моей законной супругой! Мы поженимся, когда солнце растопит снег и из-под него полезут подснежники… Не, я этого баснописца точно казню! Не, ну ты посуди — женщине и подснежники? — Альберт прикрыл глаза рукой. — Что уже везут?
— Лезут, — кивнул Гуча, наблюдая, как полянка веред избушкой сначала покрывается снегом, потом этот снег местами тает и на этих проталинах из земли вылезают прошлогодние трупы. Черт на всякий случай пересел на ступеньку повыше, пытаясь понять, в чем же дело.
— Во, подснежники по фене — прошлогодние трупы, — объяснил Палухайкин и пнул особо прыткого покойника ногой. — Во, в этом месте жмурик лезет к девушке на колени! Другая бы со страху померла, а Марта размахнулась и как со всего плеча врезала… во, точно, как ты сейчас… и голова так же покаталась!
— Читай дальше, — перебил его отшельник, — дальше еще интереснее!
— Дальше по списку я должен преподнести невесте какое-нибудь лакомство. У нас, в Зелепупинске, девушек пряниками угощали, а поэт, чтоб его переколю, пишет, что я предлагаю даме семечки! Не, ты только послушай — даме семечки!!!
— Ну и что? Она что, семечки не любит?
— Не, ну ты индеец, в натуре! Да то, что семечки — это патроны! Во, видишь?! — В руках у Полухайкина появился аккуратненький кулечек с патронами. Он размахнулся и отбросил его подальше от крыльца! Патроны взорвались. Взрывной волной подняло трупы в воздух и раскидало по сторонам. Один «подснежник» долетел до трубы и упал на крышу рядом с только что пришедшим в себя Джулиусом. Трактирщик посмотрел в пустые глазницы обезображенного лица и снова отключился. — А в прошлый раз я не додумался их выкинуть — не знал, что они взорвутся!
— Представляю. — Гуча представил реакцию Марты и расхохотался.
— Не представляешь, — уныло буркнул Альберт. — У принцессы такой темперамент, что этот взрыв мне детской хлопушкой показался после того, что она устроила!!! Ты не смейся, дальше, в натуре, еще романтичнее! Дальше этот поэт о музыке пишет! Ты знаешь, что такое музыка?
— Знаю, — кивнул черт.
— Не знаешь! Музыка — это жидкий тюремный чай, дерьмо отменное! И я тоже хорош, нет, чтобы посмотреть, что дальше написано. Читал, как заведенный, остановиться не мог! Нет, этот Пушкин точно не выживет! Слушай, что он дальше накатал: «Польется сверху музыка…»
Над крыльцом появилась огромная лохань, в которой что-то плескалось и булькало. Полухайкин, наученный горьким опытом, пулей влетел в избушку и прикрыл за собой дверь, а оставшиеся на крыльце черт и отшельник вымокли в чем-то желтеньком и тепленьком.
— И что сие было? — степенно произнес отшельник Аминат, стряхивая с серого балахона капли.
— Чаек тюремный, — ответил бывший новый русский, приоткрыв дверь.
— А в глаз? — спросил Гуча, выжимая алый плащ.
— И в глаз было, — сказал Полухайкин, садясь на прежнее место, — размахнулась и…
— Ты дальше читай. — Аминат рассмеялся и ткнул Гучу в бок. — Я давно так не веселился!
— Читаю: «Посмотри, кругом зелень…»
Полянку усыпали зеленые купюры с портретом президента Америки какого-то там века.
— В Зелепупинске, имей я столько капусты… — Закончить фразу Полухайкин не успел — замер с
