Я держался, напрягая до предела все мышцы. После нескольких минут яростной борьбы конь успокоился и побежал рысью, потом остановился, фыркая и тяжело вздымая боками. Я дал ему отдохнуть несколько мгновений, а потом послал вперед ударом пяток. Мы полетели как ветер к далеким холмам. Там я повернул его назад, и мы вернулись к загону, где с открытыми ртами стояли сошедшие на потеху воины.
– Хороший конь, – сказал я. – Как его зовут?
– Гром, – отвечал один из македонцев, почти осунувшийся от разочарования, когда я спрыгнул на землю.
– Он мне нравится, – сказал я.
На выдубленном непогодой лице коновода появилось выражение недоверия, смешанного с удивлением. Он качнул головой.
– Не видел ничего подобного с тех пор, как маленький царь укротил Быкоглава.[3]
Маленьким царем звали Александра, это я уже знал.
– Ну раз он тебе понравился, – сказал начальник телохранителей Павсаний, – бери, конь твой.
Я поблагодарил и повел Грома к рабам, которые обтирали коней после упражнений.
Осада Перинфа закончилась через несколько недель. Укрывшийся за стенами город так и не покорился Филиппу благодаря тому, что жители имели возможность получать припасы с моря. Царь отдал приказ сворачивать лагерь и возвращаться в Пеллу, свою столицу.
– Не понимаю, – сказал я Павсанию, высокородному македонцу, начальнику царских телохранителей, – почему мы уходим, так и не попытавшись взять город, если нас никто не гонит силой?
Ехавший рядом со мной Павсаний отвечал коротким горьким смешком.
Он был рожден в знатной семье. Однако в нем чувствовалось нечто темное и болезненное. Воины посмеивались у него за спиной, но я не понимал их шуток, так или иначе касавшихся мальчишек-конюших и пьянства.
– Не обязательно брать город штурмом или морить голодом его жителей, – бросил он. – Наш царь знает тысячу способов, один другого хитрее.
– Но зачем ему понадобился Перинф?
– Этот город в союзе с Афинами.
– А почему царь воюет с Афинами?
Приятное лицо Павсания украшала ухоженная светло-каштановая борода, однако оно имело вечно мрачное выражение. На сей раз его настроение проявилось в той невеселой улыбке, с которой он отвечал мне.
– Почему бы тебе не спросить об этом царя? Я всего лишь один из его многочисленных племянников. – И, утомленный моими бесконечными расспросами, он послал коня прочь от меня.
Вскоре к нам подъехал Александр на Буцефале, могучем, черном как ночь жеребце. Царевич едва дышал от волнения.
– Мы поворачиваем! – крикнул он нам. – Царь приказывает возвращаться.
– Назад к Перинфу?
– Нет, к берегу. Быстро! За мной!
Мы повернули и последовали за ним. Впереди я видел только Филиппа, окруженного горсткой телохранителей и полководцев, гнавших коней быстрой рысью. Происходило что-то важное.
Я ехал вместе с Павсанием и царскими телохранителями, следом за Филиппом и его полководцами.
Александр вел остальных всадников позади нас. Солнце поднялось высоко, и уже стало жарко, когда мы перешли на шаг и повели наших животных через жидкие заросли кустов и деревьев, на невысокий холм, отлого спускавшийся к морскому берегу. Оставив войско у подножия холма, царевич подъехал к отцу.
На песчаном берегу под нами располагалась огромная флотилия кораблей. Их было не менее двух сотен. В основном пузатые купеческие суда, хотя среди них можно было насчитать и дюжину военных. Павсаний хищно улыбался, пока мы, оставаясь верхом, поглаживали шеи коней, чтобы животные не нервничали и не подавали голоса.
– Видишь? – сказал он негромким голосом, почти шепотом.
– Вот тебе и весь афинский флот, привезший зерно, стоит лишь протянуть руку.
Кто-то суетился вокруг кораблей, другие отдыхали на берегу, нежась на полуденном солнце. Несколько судов были завалены набок, и рабы замазывали горячей смолой их корпуса.
– Одни боги знают, кого он подкупил, чтобы они здесь остановились, – проговорил Павсаний. – Одноглазый лис хитрее самого Гермеса.
Я понял, что он говорит про царя Филиппа. Судя по тому немногому, что я знал, выходило, что флот этот вез зерно из богатых сельских земель, лежавших у Черного моря, расположенных за Бизантионом и Боспором, так делалось ежегодно, чтобы кормить Афины, где урожаи были скудны.
– Афиняне не любят обрабатывать землю, – сказал мне однажды вечером Никос. – Теперь они вообще не работают. Каждый получает свою долю зерна, привезенного через Босфор и Геллеспонт. Вот почему одноглазый старик стремится овладеть морскими портами, подобными Перинфу и Бизантиону. Пусть у афинян лучший флот в мире, но ведь кораблям каждый день на ночь нужно приставать к берегу.
Итак флот, который вез зерно, побоялся заходить в Перинф, пока армия Филиппа осаждала город. Поэтому афиняне заночевали здесь, почти в дневном переходе от Перинфа, полагая себя в безопасности. Филипп, должно быть, держал лазутчиков на берегу или даже среди моряков флота, если в словах Павсания была крупица истины. Филипп велел всем спуститься за холм – там и разместились всадники, и никто с
