– Да.
– Царица призывает тебя.
Радуясь тому, что не пришлось перекидываться пищей, я отправился следом за ним к лестнице в покои царицы.
– Она сказала, что я узнаю тебя по росту, – сказал мальчишка.
Среди горцев попадались, конечно, довольно высокие, но в основном рослые македонцы уступали мне в стати.
На лестнице провожатый улыбнулся и поднес лампу к моему лицу.
– Какие у тебя прекрасные серые глаза, – заявил он.
Я знал, что в этом возрасте юнцы нередко подыскивают себе наставника, который мог бы ввести их в общество взрослых мужчин. Гомосексуальные связи с подраставшими мальчиками были приняты среди знати. Как правило, мальчик вырастал, обзаводился семьей, а потом уже и юным приятелем. Судя по тому, что я видел здесь, жены македонцев находились в более тесной связи со своими мужьями, чем жительницы южных городов, сидевшие дома, пока их мужья развлекались с подобными Таис гетерами, профессиональными куртизанками. Впрочем, при желании мужчины могли оставаться любовниками всю свою жизнь, как Александр и Гефестион, хотя ни тот, ни другой в этом не признавались, а остальные Соратники лишь подшучивали, когда обоих не было рядом.
– Я здесь чужак, всего лишь телохранитель царя, к тому же не из знатных, – сказал я.
– Я слышал об этом, – сказал мальчик с легким разочарованием.
'Честолюбив, – подумал я. – Этот юнец найдет себе кого-нибудь получше меня'.
Царица отдыхала в небольшой гостиной, окно которой выходило в дворцовый двор. Тонкий серпик луны едва поднялся над темными громадами гор. На небе мерцали звезды.
Комнату освещала единственная лампа, стоявшая на столе возле царицы. Александр, видимо, сидел возле матери и поднялся на ноги, когда посыльный открыл двери.
– Входи, Орион, – сказала Олимпиада и бросила мальчику: – Ты можешь идти.
Он закрыл за мной дверь, но я не расслышал звука его шагов. Однако я не стал гадать, подслушивает он или нет, – проводник мой был легок и босоног.
Александр разглядывал меня с явным смущением, сожалея, что его застали за беседой с матерью. Кто мог знать, какой яд вливала она в его уши?
Олимпиада казалась довольной тем, что я остался в дверях. Не обращая на меня внимания, она прикоснулась к руке сына.
– Давай садись, – сказала она, – мы еще не окончили разговор.
Александр помедлил, но после недолгих колебаний уселся все-таки на пол. На мгновение мне показалось, что он положит голову матери на колени.
– Итак, это верно? – спросил он, заглядывая в ее холодное прекрасное лицо.
Олимпиада снова кивнула:
– Столь же несомненно, как и неистощима похоть этого человека. Царь женится на ней.
– Но что это сулит тебе, мать?
– Лучше спроси, чем это грозит тебе, Александр.
– Царь не может отказаться от меня или забыть про мое существование.
– Он очень умный человек.
– Но вся армия видела меня при Херонее. Теперь я полководец, равный Пармениону и остальным.
– Орион, – обратилась она ко мне. – Как по-твоему, если бы войско сегодня голосовало за нового царя, оно выбрало бы Александра?
Так вот зачем я понадобился ей! Чтобы проверить на мне свое мнение.
– Все восхищаются царевичем, – сказал я.
– Но ему еще нет девятнадцати лет, – возразила царица.
– Все мужи верят ему. При Херонее…
– Отвечай мне. Если бы выборы состоялись сегодня ночью, кого избрало бы войско – девятнадцатилетнего Александра или Пармениона? Или, быть может, Антипатра? Помни, что оба они происходят из семейств столь же древних и благородных, как и род Филиппа… Словом, все они были конокрадами лишь поколение назад.
– По-моему, царем выбрали бы Александра, – отвечал я, не кривя душой. – Разве что придали бы ему в регенты Пармениона на год или больше.
– Вот видишь? – сказала она сыну. – Ты получишь лишь титул царя, но не власть. Они постараются лишить тебя истинной самостоятельности.
– Но зачем ты говоришь об этом? – спросил я. – Неужели с царем что-то случилось?
– Филипп решил жениться на племяннице Аттала Клеопатре, той, которую он зовет Эвридикой!
– Жениться?
– Царь может иметь несколько жен, – пояснил Александр.
