болезней – прямой результат его экспериментов.
– Тем не менее ему каким-то образом удается защитить от болезни своих сторонников.
– По-видимому, да, хотя я думаю, что он собирается ликвидировать и их, когда перестанет нуждаться в их услугах.
– Он всегда стремился стать единственным богом, – пробормотал я.
Аня слабела прямо на глазах. Мне было больно смотреть на нее.
– Неужели невозможно создать вакцину, способную справиться с болезнью? – спросил я.
– Атен опередил нас на миллионы лет. Он предупреждает каждый наш шаг и, пройдя через континуум, успевает внести изменения в генетические структуры микроба, делающие его невосприимчивым к каждой новой нашей вакцине. Когда мы пытались уничтожить микроб, он немедленно восстанавливал его. Это – смертельная игра, Орион, продолжающаяся уже много тысячелетий.
– И каждое такое путешествие через пространство и время все более нарушает строение континуума, – пробормотал я, вспомнив наставления патриархов. – Неудивительно, что Атен заговорил о последнем кризисе.
– Да, – согласилась Аня мрачно. – Континуум уже настолько нарушен, что мы порой и сами не всегда можем проложить правильные маршруты через пространство и время. Мы утратили способность зондировать космос, Орион. Мы не можем больше с уверенностью прогнозировать последствия наших действий. Нам угрожает хаос. Абсолютный хаос!
Она задрожала от страха. Я обнял её и держал в своих объятиях, пока солнце Райского сада не начало клониться к горизонту, окрасив небосвод в пурпурные и фиолетовые тона.
Когда стемнело, она подняла голову и заглянула мне в глаза.
– Нам пора возвращаться, Орион, – произнесла она, едва сдерживая слезы. – Я обязана убедить друзей согласиться на капитуляцию и прекратить эту войну.
– И признать Атена победителем?
– Да.
Я упрямо покачал головой.
– Он не будет им, пока я жив.
Глава 25
– Существует только один способ спасти тебя, – заметил я.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Орион, но это невозможно. Ты не можешь убить Атена.
– Он медленно убивает тебя!
Она коснулась пальцами моей щеки, затем нежно поцеловала в губы.
– Это невозможно, – повторила она, – он слишком могуществен.
– Он постоянно курсирует сквозь пространство и время лишь для того, чтобы усовершенствовать свое биологическое оружие, – напомнил я, – и свести на нет все ваши попытки обезвредить его дьявольский микроб. В своей ненасытной жажде власти он угрожает самому существованию континуума. Его необходимо остановить.
– Но если даже мы, Творцы, со всем своим могуществом, не можем ничего противопоставить ему, что можешь сделать ты один?
– Вспомни, что однажды, ещё во времена Троянской войны, я едва не убил его.
– Тогда он обезумел от ярости.
– Если бы тогда твои друзья не помогли бы ему, сейчас у нас было бы куда меньше проблем.
Несмотря на все свои страхи и слабость, Аня не смогла удержаться от улыбки.
– Может быть, тогда мы сделали ошибку.
– Ничего себе ошибка. Тогда вы спасли его, а сегодня он убивает вас.
– Орион, – сказала Аня, – я знаю твою храбрость и любовь ко мне. Но поверь мне, намерение убить Атена – ещё большее безумие, чем то, что поразило его под стенами Трои. Он уничтожит тебя одним движением своего мизинца. Ты погибнешь, и на этот раз навсегда.
Я равнодушно пожал плечами.
– Ну, и что с того? Зачем мне жизнь, если она способна приносить только страдания, если она означает вечное служение ему? Как я могу жить, если умрешь ты, и тем более служить твоему убийце?
– Бесполезно, Орион. Бесполезно и безнадежно. Я встал и помог подняться Ане.
– Не так уж и безнадежно, любимая. Надежда всегда умирает последней. Возможно, что одного этого мало; чтобы победить Атена, но, пока я жив, я не утрачу своей надежды.
Аня отвела взгляд в сторону. Кто знает, может быть, она хотела навсегда запомнить этот говорливый ручей, кроны деревьев, шелестевшие под легким дуновением вечернего бриза, первые звезды, появившиеся в начавшем темнеть небе.
– Нам лучше вернуться, – произнесла она с легким вздохом.
– Да, – согласился я, – у нас ещё много работы впереди, – и закрыл глаза.
Возможно, это только мое воображение, но мне показалось, что нам потребовалось гораздо больше времени, чтобы перенестись обратно в подземную камеру столицы Гегемонии, чем требовалось раньше при