В тени Великого Петра

Небывалое увеличение численности Думы в царствование Федора Алексеевича произошло за счет лиц первого ранга, главных и равноправных (по идее) заседателей высшего коллегиального государственного учреждения. В 1676 г. Дума насчитывала 23 боярина, а в 1681 г. — 44 (к 1690 г. их стало 52). Между тем при Михаиле бояр никогда не было более 28 (число падало до 14), при Алексее — более 32 (а бывало и 22).[95]

Увеличение числа бояр при Федоре, в отличие от правлений царевны Софьи и Нарышкиных, не давало значительного перевеса каким-либо фамильным группировкам. Распределение высших чинов между родами не было следствием одоления противников в политической борьбе, когда в Думу врывалось, бывало, чуть не с десяток представителей фамилий фаворитов (пример — Нарышкины с клевретами после пропетровского переворота весной 1682 г.). В царствование Федора Алексеевича сидячие места в Думе (принадлежавшие только занимавшему трон царю и располагавшимся на лавках боярам) в основном соответствовали знатности родов, их военным заслугам, роли в дворцовом управлении и лишь в последнюю очередь — личной близости к государю.

Среди бояр Федора число членов знатнейшего рода Одоевских порой доходило до 4-х — столько же стало к концу царствования прославившихся боевыми заслугами Ромодановских. До 3-х мест занимали между боярами привилегированные Голицыны и Шереметевы, выслужившиеся Долгоруковы и Прозоровские. По двое были представлены фамилии Куракиных, Хованских, Черкасских, Хитрово, Стрешневых и Милославских. Хотя такие властолюбцы, как Милославские, могли несколько расширить свои позиции за счет чина окольничего (Матвей Богданович с июня 1676 г.), получать который знатнейшие 16 родов не могли (а еще 4 рода не хотели), и создания разного альянсов решительного преобладания в Думе царя Федора не имели ни они, ни какой-либо другой из аристократических кланов. Сама борьба между группировками, изрядно разбавленными притоком новых выслуженных бояр, в 1676–1681 гг. явно поутихла. [96]

Расширение Боярской думы при Федоре соответствовало общим интересам верхушки Государева двора — как аристократии, так и служилых выдвиженцев. Последние в 1676–1681 гг. ощутимо набирают силу, ярче проявляют себя как сословная группа в законодательных и исполнительных делах: Боярская дума в полном составе (за исключением отъехавших на службу воевод и дипломатов) усиленно разрабатывала, например, поместно-вотчинное законодательство в интересах родового дворянства.

Федором Алексеевичем и Думой неоднократно утверждались даже не отдельные законы, а целые серии (из десятков статей) дополнений к Соборному уложению 1649 г. (№ 633, 634, 644, 700, 814, 860). Эти, и еще более 70 отдельных узаконений,[97] последовательно укрепляли и расширяли земле- и душевладение служилых феодалов, заботливо оберегали родовую собственность, все более сближали поместья с вотчинами и увеличивали вторые за счет первых. С одной стороны, дворянство ограждалось от притока лиц из податных сословии,[98] с другой — постепенно, но настойчиво положение поместных крестьян сближалось с вотчинными и дворовыми. Правительство указами 1681–1682 гг. постановило записывать крепостных крестьян за владельцами в приказе Холопьего суда, подобно холопам. [99] Нет сомнений, что государь одобрял эту начатую не при нем и не на нем кончившуюся юридическую деятельность (и расширял сферу ее применения передачей дворянству значительных фондов дворцовых земель).

Надо, однако, отметить, что личное участие в отлаженном процессе не очень занимало царя. Если дополнительные статьи к Уложению по вопросам судопроизводства были утверждены Федором Алексеевичем на основе справки из Судного приказа, но без Думы (19 декабря 1681), именным указом,[100] то поместно-вотчинные узаконения в некоторых случаях вводились в действие без царя, одним боярским приговором (№ 682, 686, 687).

Формула «государь указал и бояре приговорили» менялась в таких случаях на «по указу великого государя бояре приговорили», т.е. фиксировала трансляцию полномочий сюзерена на высшее государственное учреждение. Еще дальше этот процесс зашел в области административной практики, к которой государь, как мы помним, прилежал с первых дней царствования. 4 августа 1676 г. Федор Алексеевич указал: «Из приказов судьям дела, которых им в приказе вершить невозможно, взносить к боярам для вершения поденно». Этим государь устанавливал обязанности и для себя, ибо, по заведенному обычаю, получал предварительное уведомление о всех текущих делах (традиционная помета на которых гласила: «государю ведомо и боярам чтено»).

В пятницу Думе докладывались дела из Разряда, Посольского и подчиненных ему приказов, в понедельник — из Большой казны, Иноземного, Рейтарского, Большого прихода и Ямского, во вторник — из Казанского дворца. Поместного, Сибирского и Челобитного, в среду — из Большого дворца, Судного дворцового, Оружейного, Костромской чети и Пушкарского, в четверг — из Владимирского и Московского судных, Земского, в новую пятницу — из Стрелецкого, Разбойного, Хлебного и Устюжской четверти. Поскольку число центральных ведомств не укладывалось в пятидневную рабочую неделю царя и Боярской думы, график вынужденно был сделан скользящим (№ 656).

Расправная палата

Отъезды государя из Москвы не должны были нарушать ритм работы связки центральных ведомств и Думы. Для таких случаев (решения текущих дел как бы вместо государя — «в царево место») издавна в Москве оставлялась группа доверенных лиц. Сложность состояла в том, что назначение в Москву «для дел» было почетным и Федор Алексеевич не мог отказать в нем как представителям аристократии, ссылавшимся на «старину», так и своим приближенным. Сохранившиеся записи об этих назначениях в дворцовых разрядах с сентября по декабрь 1676 г. и с марта 1678 г. по октябрь 1680 г. показывают, что из 18 назначавшихся «в царево место» бояр 11 оставались координировать работу приказов от 1 до 3 раз, 5 бояр — по 6–7 раз. Последние (за исключением знатнейшего старого князя И. А. Воротынского) были пожалованы в бояре самим Федором Алексеевичем и (включая старика) состояли в ближней свите государя (это видно по их участию в выездах): Ф. г. Ромодановский, С. А. Хованский, И. Б. Троекуров, В. С. Волынский.

Не составляли стабильную часть комиссий также окольничие и думные дворяне: всего 17 лиц. Из окольничих трое назначались по разу, трое — по два, четверо — по три и всего двое (И. С. Хитрово и А. И. Чириков) — по четыре раза. Из думных дворян по одному разу попали в московскую административную комиссию двое, В. Я. Дашков — четыре раза, И. А. Желябужский (с которым мы встречались в Конюшенном приказе) и опытный г. С. Караулов — по шесть раз.

Конечно, стабильность управления в значительной степени обеспечивали приказные профессионалы, ведавшие делопроизводством: печатник Дементий Минич Башмаков (36 раз) и думный разрядный дьяк В. Г. Семенов (32 раза), — лишь трижды им в помощь назначались другие дьяки. Отказавшись от отцовской практики передачи государственных печатей «первому министру», как бы представлявшему царя в правительстве (к этому вернулась потом Софья), Федор Алексеевич вместе с тем склонен был подчеркнуть значение самих печатей: великой, малой и средней. 22 октября 1676 г. он распорядился даже сделать особую «свою государеву печать» для Земского приказа, судьям которого запретил скреплять документы личными печатями (№ 665). В 1680 г. государь настолько осерчал на дворян за несвоевременную выплату печатных пошлин, что чуть было не конфисковал у виновных дворы и вотчины для «продажи охочим людям», однако «на милость положил» и продлил срок выплат в Печатный приказ, чтобы «платили… не дожидаясь на себя… опалы» (№ 801).

Наличие постоянного представителя Разряда и канцлера (как называли печатника иноземцы) придавало московской комиссии черты государственного учреждения, которые Федор Алексеевич постарался усилить относительной стабильностью председательства. Старые (с 1660-х гг.) опытные бояре, знатнейших княжеских родов не загружались назначениями в приказы и оставлялись «в царево место» почти постоянно: Яков Никитич Одоевский 16 раз, Алексей Андреевич Голицын 12 раз.